Под крыльями — ночь - [87]

Шрифт
Интервал

Подполковник Берновек был авторитетным, преданным делу работником. С большой признательностью я вспоминаю вклад БАО в боевые дела нашего полка.

Вспоминая о работниках БАО, не могу не рассказать об одном скромном рядовом труженике, человеке с большой душой и добрым сердцем — Федоре Труще. До войны он работал шофером в одном из колхозов, где-то на Кировоградщине. Часто ездил в командировки. Так было и на этот раз. Федор отбыл в очередную командировку в Смоленскую область, и там его застала война.

Вместе с автомашиной его мобилизовали и направили в БАО, обслуживающий авиачасть. С января 42-го этот БАО обслуживал наш 748-й полк, и здесь я узнал Труща. Он возил летный состав на аэродром и с аэродрома на своем стареньком автобусе ГАЭ-230. Он ничем не выделялся среди других таких же скромных тружеников, одевался не броско, но всегда по форме. Огрубелые руки и обветренное лицо свидетельствовали о его профессии, о работе на открытом воздухе. Типичный крестьянин, переодетый в военную форму, которая сидела на нем как-то мешковато, не по-военному, хотя и придраться было не к чему. Никакая служба не подействовала на его язык: разговаривал он на своем местном украинском диалекте, что порой вызывало у собеседников дружескую улыбку. Скажем, вместо «подполковник» он говорил «пивполковнык».

Наблюдая за работой боевых экипажей, он как бы терзался тем, что несет значительно меньшую нагрузку, чем они, и свой вклад в общее дело старался дополнить усердием, заботой, вниманием к своим пассажирам. А как он болезненно переживал, если экипажи не вернулись… Обычно его работа заканчивалась тогда, когда после полета он привозил летчиков в столовую. Если же один из экипажей не вернулся с задания, Федя не уедет с аэродрома до утра.

— А вдруг я только уеду, а они прилетят? Люди пешком добираются домой, а шофер спит. Нормально ли? Нет, буду ждать.

В БАО много скопилось ватных чехлов от моторов самолетов. И вот Федора осенила мысль: ведь летчики летают на большой высоте, а там, говорят, очень холодно и они мерзнут. И он организовал вокруг себя целую артель, и в свободное время его помощники вручную шили телогрейки и раздавали летным экипажам. Правда, вскоре летчики получили телогрейки фабричной работы, и «артель Труща» была немного огорчена тем, что у них появился серьезный конкурент…

Служил Федя добросовестно, одиночество переносил молча. Люди получали письма, сами писали, а ему некому писать, не от кого получать. Семья — на оккупированной территории. Но когда в 43-м началось освобождение Украины, командир БАО В. С. Берновек, желая как-то отметить трудолюбие Труща, сказал:

— Слушайте, товарищ Трущ, вы, кажется, из Кировоградщины?

— Да.

— Дома не хотите ли побывать? Ведь третий год воюете.

— А кто же летчиков возить будет?

— Найдем замену.

И Федя уехал на две недели навестить жену. В нормальных условиях, чтобы съездить домой, ему потребовалось бы два дня, а Федя добрался только на восьмой день. И по его расчетам, чтобы вовремя попасть в часть, нужно сегодня же возвращаться.

Жены Федор дома не застал — она уехала в другое село за продуктами. В доме собрались старики-односельчане. Они посидели часа три, побеседовали о боевой службе и о хозяйстве на селе; Федор распрощался с односельчанами и отбыл в обратный путь. Правда, немного просчитался и в часть прибыл… на два дня раньше.

— Ну, как там дома, всё в порядке? — спросил его при встрече Владимир Семенович.

— Все гаразд.

— Как жена?

— Та ничего…

— Так он же не видел жены, — добавил кто-то из его друзей.

— Как не видел? — удивился командир. И узнав, в чем дело, командир вторично дал Федору отпуск.

Хорошие воспоминания о себе оставил у нас, летчиков, этот скромный гвардии рядовой Федор Трущ из Кировоградщины.

В мае полк перебазировался. Мы обосновались на аэродроме, расположенном между шоссе, ведущем на Киев, и Десной. Вдоль Десны тянулся широкий луг — ярко-зеленый травяной ковер, усеянный цветами. За лугом перелески, а еще дальше — поля, поля… На соломенных крышах хат заботливые аисты…

Красота невыразимая! Но война продолжается, и некогда любоваться творениями великого художника — природы.

Техсостав разместился возле аэродрома, а летный состав — в соседнем селе.

В воскресенье мы с замполитом Виноградовым и командирами эскадрилий побывали в хатах, где квартировали наши летчики, проверили, как они устроены. Всюду хозяева встречали нас с большим гостеприимством. Чувствовалось, что к поселившимся у них воинам родной армии они относятся с трогательной любовью и глубоким уважением.

Самолеты стояли в огромном старом фруктовом саду, хорошо замаскированные. Аэродром тянулся узкой полоской вдоль дороги с севера на юг. Взлетать можно было только в двух направлениях. Летное поле имело много неровностей, и работникам БАО пришлось немало потрудиться, чтобы привести взлетно-посадочную полосу в надлежащий вид.

Началась боевая работа, и нас стала беспокоить немецкая авиация. Надо было принять меры, чтобы обезопасить себя от возможного налета.

Единственным средством была тщательная маскировка и четкая организация взлета и посадки самолетов.


Еще от автора Степан Иванович Швец
Рядовой авиации

Книга посвящена становлению нашей авиации, героизму и мужеству советских летчиков в борьбе против фашистских оккупантов. В центре повести один из ветеранов советской авиации — Евгений Иванович Борисенко, который с честью прошел суровую школу Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.