Под крылом - океан - [17]

Шрифт
Интервал

— Почти как из кулинарного техникума, — оценила она с улыбкой.

С ней можно было говорить, можно было молча смотреть на разброс маковых родинок на тонкой шее — смотреть и не насмотреться! — все равно хорошо.

Когда сели за стол, Антоненко, окинув взглядом белую скатерть, сверкающую сервировку, высокий, из тонкого стекла графин с прозрачно-алым соком, заметил:

— Как на празднике. Кстати сказать, сегодня восьмое августа. Моему Алеше исполняется двадцать лет.

Это была грустная тема, обычно ее не касались, но такой Антоненко человек, что не помнить и не сказать о сыне не мог. Дом сына не был домом отца. Насколько легко Антоненко справлялся с самолетами, настолько тяжело складывалась его семейная жизнь. Он был женат третий раз. Что и как — никогда не говорил он худого о женщинах. А почему легко не получалось — бог знает.

Двадцатилетие сына — это и для отца дата. Казалось бы, не грех вознести стопку-другую во здравие обоих. Лидия Сергеевна знала, что Антоненко спиртного не переносит, однако не удержалась предложить:

— Олег Григорьевич, у нас рижский бальзам.

И Вязничев поддержал жену:

— Выдержать обычай, Олег Григорьевич? За здоровье Алексея?

Антоненко отказался:

— Нет, Юра. Если бы все наши тосты имели силу… А он у меня и так молодец. Пишет, что начал летать на боевом самолете…

Уговаривать дальше Антоненко не имело смысла. С ним было даже так. В одном из походов, взлетая с корабля еще на первых испытательных полетах, ему пришлось катапультироваться. Без этого на испытаниях не обходится. Только пересекли обрез полетной палубы — и машина, зацепившись за леера, сковырнулась вниз, за борт. Работали на спарке, и второму летчику-испытателю повезло даже спуститься на парашюте на палубу. А Антоненко оказался в океане. И спасатели не подвели, и команда четко сработала, а все ж какое-то время пришлось Олегу Григорьевичу поплавком качаться на волнах. Надо сказать, что это случилось зимой, в январе. И не в южных широтах, а в северных. Подняли его на палубу, и тут же корабельный доктор с фляжкой спирта. Набухал стакан — пейте! Первому, конечно, Антоненко. Он ни в какую. «Олег Григорьевич! Полагается стресс снять!» — «Какой стресс? Я и глазом моргнуть не успел. Спасибо, не хочу. Вот разве чаю с малиной».

И у Вязничевых ужин обошелся без спиртного. Лидия Сергеевна за столом долго не засиделась, пошла укладывать Егора, и Антоненко засобирался.

Вязничев вышел его проводить. На улице стояла ночь, но не с той погибельной темнотой, когда глухо и хоть глаз коли, а по-приморски просветленной. Само небо от высыпавших звезд кажется с темновато-синеватым отливом, а у горизонта по всему окоему тянулась светло-голубая полоса, будто землю снизу подсвечивали прожектором.

У них был один неоконченный разговор — о Миловидове. И сейчас ничто не мешало им высказаться до конца.

— Юра, тебе не приходила такая мысль? Глядишь сверху — необъятная, на сотни километров тайга. А с земли зайди в нее — ни одного настоящего дерева: пустолесье, лозняк, трава выше головы.

Интересно у них было. Антоненко старше Вязничева всего на два года и всегда с ним на «ты», Вязничев только на «вы».

Олег Григорьевич дальше продолжал свою мысль:

— Настоящее дерево вырастает из зерна. А то, что мы видим, — корневая поросль. Выгонит в руку и струхлявит недоростком. Вот так и у людей. Знаешь ты кого-нибудь из гениев, чтобы жили обласканными? Самое страшное для человека оказаться выше средних. Так и с твоим Миловидовым. Он у тебя талантливый парень! На моей памяти никому не удалось вывести машину из такого положения. И талант сбивает его на самостоятельность. Мне понравилось, как он задал вопрос на предполетных указаниях. Абсолютно верно!

Говорил бы такое кто-нибудь другой, Вязничев, может, только посмеялся бы: «Какой талант?» А на этот раз допускал как возможность.

— Хорошо, пусть талант. Но и амбиции не отнять. Из-за чего началась карусель? Глебова, а не его поставили заместителем!

Однако Антоненко не согласился. Более того, так задело его за что-то личное.

— Не без того. Живые люди. Одно другого не исключает. Но почему карусель? Он что, вверх колесами над стартом прошел? Почему амбиции? Он выполнял полет по инструкции.

Горячность Антоненко передалась и Вязничеву.

— Олег Григорьевич, вы же говорите: инструкция не догма. А в авиации все всю жизнь учатся. Если летчик решил, что он все знает и все умеет, — век его недолог.

— Вот и Миловиден тоже учился! — коротко, с несвойственной ему резковатостью ответил Антоненко.

Вязничев приостановился:

— Что за учеба — сломя голову? У нас не экспериментальный цех. В один голос ему говорим, как надо делать, а он делает как хочет.

Вот в этом и винил себя Миловидов при разговоре с Антоненко: «Говорили же, предупреждали, а я, как дурень, на рожон полез!» Антоненко его утешать не стал, а сказал без обиняков: «Боишься — не делай! Сделал — не бойся! Никакой твоей вины нет. Срыв на нашей, испытательской совести. Ничего тебе не будет».

И с Вязничевым он говорил то же, правда, другими словами:

— Юра, почему ты посчитал, что он летает как хочет? Он летал, как мы написали! Он и нам показал, как нельзя летать! Благодаря ему дали рекомендации в центр об изменении пункта инструкции.


Еще от автора Виктор Николаевич Лесков
Серебряные стрелы

Виктор Лесков — военный летчик, капитан авиации Военно-Морского Флота. Служит на Дальнем Востоке.Любовь к литературе, к творчеству привела его в Литературный институт им. М. Горького, который Виктор Лесков закончил без отрыва от службы. В 1975 году в журнале «Октябрь» напечатан его первый рассказ. За повесть «С высоты полета», опубликованную в журнале «Знамя», В. Лесков удостоен диплома Всесоюзного литературного конкурса им. Н. Островского «Корчагинцы 70-х».«Серебряные стрелы» — первая книга молодого писателя.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.