Под капли дождя и слёз - [7]

— Джейк Харрингтон — двуличный тип, — напевала ей сладким, полным участия голосом Пенелопа. — Будь выше этого, не стоит так изводиться из-за какого-то ничтожества. Забудь его! Вокруг столько интересных парней.

Забыть его! Легче сказать, чем сделать, особенно для восемнадцатилетней девушки, обнаружившей, что она беременна от любимого человека, который променял ее на другую…

Наконец, тетради и бумаги были собраны, Салли постаралась подняться на ноги как можно более грациозно, и запихнула их в портфель.

— Мы уже все обсудили в субботу. Я не могу рассказать ничего нового.

— Хорошо, — пожал он плечами, — не буду больше задавать вопросы.

Она вспыхнула от радости.

— Наконец-то, ты мне поверил.

— Конечно, — ответил он, — ты совсем не тот человек, чтобы скрывать от меня такие важные вещи.

К ее чувству облегчения тут же добавились сознание вины и подозрение.

— Так, а зачем же ты сюда пришел?

— В основном, чтобы попросить прощения за то, что втянул тебя в ту кошмарную историю, в субботу. Если бы я знал, что Колетт набросится на тебя…

— Ты не мог знать, что она так отреагирует. Считай, что ты прощен.

— Редко встретишь такое понимание у женщин, — произнес он с робостью. — Впрочем, ты никогда не была похожа на остальных женщин.

Робость? У Джейка Харрингтона?

При этой мысли ей захотелось громко расхохотаться, и в то же время по спине забегали мурашки. Он что-то задумал! Совершенно очевидно, что своим невинным поведением он пытался замаскировать какой-то хитроумный план.

— Ты сказал, что главное, зачем ты пришел, — это извиниться. Значит, есть еще другие причины?

Он изобразил застенчивую улыбку. Если бы это было в его силах, он бы, наверное, даже покраснел.

— Не поверишь, но, когда я узнал, что ты здесь работаешь, меня охватили воспоминания, и я не смог удержаться. — Он улыбнулся ей так, что у нее затрепетало сердце. — Салли, мы здесь познакомились, полюбили друг друга. Я тебя первый раз поцеловал у раздевалки, совсем рядом с этим классом. У тебя кончик носа был испачкан голубой краской.

— Меня удивляет, что ты это помнишь.

Она ощущала, как тепло разливается по телу, заставляя ее забыть об осторожности.

— Я все хорошо помню. Это было самое лучшее в моей жизни.

Тепло перерастало в плавящий жар. Ей так хотелось верить ему!

— Тебе нельзя это говорить.

— Почему нет? Я имею такое же право сказать правду, как и ты.

В его голосе звучало столько искренности, что она начала сомневаться. На самом ли деле, это была игра с его стороны? Пытался ли он ее поймать на чем-либо? Или ей мерещились капканы там, где их не существовало?

Решив, что на всякий случай лучше быть начеку и закончить этот разговор, она показала на битком набитый портфель и сказала:

— Мне пора идти. У меня на вечер много работы.

Он направился к выходу.

— У меня тоже, я все еще разбираю вещи Пенелопы, надо решить, что с ними делать, да и с домом тоже. Он слишком большой для меня одного.

Наблюдая, как он, хромая, идет к двери, она почувствовала укол сожаления оттого, что он закончил их разговор с такой легкостью. Ну и что, что его улыбка всколыхнула ее сердце? Они больше не дети. Первая любовь не перенесла восьмилетней зимы забвения и не расцветет вновь с наступлением весны.

И все же, его неожиданное появление выбило ее из колеи не меньше, чем встреча на кладбище. Он слишком сильно растревожил давно похороненные чувства.

Его голос, изгиб губ, страстность прямого взгляда его голубых глаз, пробудили в ней жажду того, о чем она не смела даже мечтать, и чем, конечно, не могла обладать. Поэтому, не желая снова столкнуться с ним, Салли подождала, пока не стих звук его шагов и по зданию не пронеслось эхо, от захлопнувшейся за ним двери. Только после этого она вышла из класса и забрала пальто в преподавательском гардеробе.

Небо затянули тучи, пошел промозглый дождь. Стоянка перед входом покрылась черной скользкой коркой.

Она два раза теряла равновесие и упала бы, если бы не железные перила вдоль дорожки. Но дела пошли еще хуже, когда она перешла на обледеневший тротуар. В своей обуви не по сезону, Салли совсем не могла по нему передвигаться.

Ей нужно было направо, но повернуться не представлялось возможным. Вместо этого, взмахнув портфелем, и больно, ударив им себя, по ноге, она полетела в груду грязного снега, собранного у обочины снегоочистительной машиной три дня назад. Не сдержавшись, она выругалась.

И тут выяснилось, что улица не была столь пустынной. К ней подкатила черная спортивная машина с низкой посадкой, укрывавшаяся до этого в тени старого клена, менее чем в десяти футах от нее. Переднее боковое стекло опустилось, и донесся голос Джейка:

— В те времена, когда я здесь учился, девушки на факультете не знали таких слов. Я не припоминаю, чтобы и ты пользовалась ими.

— Ты преследуешь меня? — спросила она с раздражением, стоя по колено в снегу и думая, какую жалкую картину она сейчас собой представляет.

— Отнюдь, просто хотел предложить подвезти тебя до дома.

— Нет, спасибо. Я лучше прогуляюсь.

— Ах, вот как это называется, а я-то думал, ты просто поскользнулась и упала.

— Я на секунду потеряла равновесие.

— На секунду? — Он глухо рассмеялся. — Дорогая мисс Уинслоу, если вы будете продолжать носить зимой летние туфли, то одной секундой не ограничится. Не упрямься и садись в машину, пока шею себе не сломала. Я бы вышел и открыл тебе дверцу, но боюсь, как бы со мной самим чего не случилось по такому гололеду.