Под грузом улик - [79]

Покойный являлся ее клиентом в течение многих лет как в Лондоне, так и в Париже. Она делала ему массаж и маникюр. После войны он обратился к ней по поводу небольших шрамов, полученных им в результате ранения шрапнелью. Он был очень внимателен к своей внешности, и если вы называете это тщеславием у мужчин, что ж, значит, он был тщеславен. Сэр Вигмор Ринчинг не стал допрашивать свидетельницу, и благородные лорды остались в полном недоумении, что все это значило. После этого сэр Импи Биггз наклонился вперед и, выразительно похлопывая папку указательным пальцем, начал:

— Милорды, дело представлялось нам настолько очевидным, что мы не сочли необходимым предъявлять алиби… — Но в это мгновение из легкого столпотворения у дверей вырвалась фигура судебного офицера, который с возбужденным видом кинулся к сэру Импи и вручил ему записку. Сэр Импи прочел ее, покраснел, окинул взглядом собравшихся и, отставив папку и сложив поверх нее руки, произнес неожиданно громким голосом, который проник даже в тугоухого герцога Вилтширского:

— Милорды, я счастлив сообщить, что наш недостающий свидетель здесь. Я вызываю лорда Питера Уимзи.

Все головы одновременно повернулись, и все устремили взгляды на неряшливую, грязную фигуру, которая двигалась вдоль длинного зала. Сэр Импи Биггз передал мистеру Мерблесу записку и, повернувшись к свидетелю, который отчаянно зевал в промежутках между улыбками, расточаемыми им налево и направо, потребовал, чтобы тот был приведен к присяге.

Показания этого свидетеля выглядели следующим образом:

— Я — лорд Питер Уимзи, брат обвиняемого. Проживаю на Пикадилли, сто десять. В результате прочтенного на обрывке промокательной бумаги я отправился в Париж на поиски известной дамы. Имя дамы — мадемуазель Симона Вондераа. Мне удалось выяснить, что она покинула Париж в сопровождении мужчины по имени ван Хампердинк. Я последовал за ней и через некоторое время обнаружил ее в Нью-Йорке. Я обратился к ней с просьбой отдать мне письмо Каткарта, написанное им вечером накануне гибели. — (Возбуждение в зале.) — Я предъявляю вам это письмо с подписью мадемуазель Вондераа в углу, которая может быть подтверждена экспертом на случай, если Вигги попробует оспаривать это. — (Радостное возбуждение, в котором тонут негодующие протесты обвинения.) — Мне очень жаль, что я так поздно сообщаю вам об этом, старина, но мне удалось получить его только позавчера. Мы летели на всех скоростях, но были вынуждены совершить посадку в Уайт-Хэйвене из-за поломки мотора — если б мы пролетели на полмили больше, я не имел бы счастья стоять сейчас перед вами. — (Аплодисменты, резко оборванные главным судьей.) — Милорды, — продолжил сэр Импи, — ваши светлости только что изволили стать свидетелями того, что раньше я этого письма не видел. Я не имею ни малейшего представления о его содержании; и тем не менее я настолько уверен, что оно может лишь помочь в оправдании моего благородного клиента, что я хочу, нет, страстно желаю, чтобы этот документ был сейчас же предъявлен без всякого предварительного изучения.

— Необходимо идентифицировать почерк, — перебил главный судья.

Ручки репортеров начали с жадностью поглощать бумагу. Худощавый молодой человек, работавший на «Дейли трампет», почувствовал запах скандала в великосветском обществе и даже облизнулся от удовольствия, так и не узнав, что буквально на несколько минут разминулся куда как с большим.

Для идентификации почерка была вызвана мисс Лидия Каткарт. Письмо было передано главному судье, который сообщил:

— Письмо написано на французском. Нам надо привести к присяге переводчика.

— Обратите внимание, — неожиданно заметил свидетель, — что обрывки слов на промокательной бумаге отпечатались именно с этого письма. Прошу прощения за смелость.

— Разве этот свидетель является экспертом? — уничтожающе осведомился сэр Вигмор.

— Совершенно верно, — откликнулся лорд Питер. — Только это сюрприз для вас, Вигги.

Два мужа славных и ученых

Решают участь заключенных:

Один — Бигги, другой — Вигги…

— Сэр Импи, я вынужден просить вас, чтобы вы призвали своего свидетеля к порядку.

Лорд Питер расплылся в улыбке, и наступила пауза, пока не был доставлен и приведен к присяге переводчик. Наконец в гробовой тишине было зачитано письмо:

«Охотничий дом в Ридлсдейле

Стэпли, Йоркшир.

13 Октября 192…

«Симона, я только что получил твое письмо. Что мне сказать? Бессмысленно просить или укорять тебя. Ты не только этого не поймешь, но и читать не станешь.

К тому же я знал, что рано или поздно ты мне изменишь. Последние восемь лет я страдал от безумной ревности. Я прекрасно знаю, что ты не хотела причинять мне боль. Именно твое легкомыслие, беспечность и очаровательная лживость и заставляли меня обожать тебя. Я все знал и все равно любил тебя.

О нет, моя дорогая, я никогда не питал иллюзий. Помнишь ли нашу первую встречу в тот вечер в казино? Тебе было семнадцать, и ты была прелестна. На следующий же день ты была у меня. Очень изящно ты призналась мне в любви, добавив, что я — первый, к кому ты испытываешь такие чувства. Моя бедная девочка, но ведь это была ложь. Наверное, оставшись одна, ты хорошо посмеялась над моей простотой. Но смеяться было не над чем. С первого же нашего поцелуя я предвидел настоящее.