Под горой Гедимина - [12]
— Нет?..
Олег стремглав побежал к воротам. Через минуту он уже стоял запыхавшийся перед Натальей Лаврентьевной.
— Куда же он делся, тётя Наташа?
— Улетел наш Миша, — сказала Наталья Лаврентьевна.
— Куда улетел?
— На самолёте, с папой. В город Вильнюс… К началу занятий вернётся.
— Во так так! Вот это номер!.. — протянул Олег. — Как же так, мы ведь договорились? Ничего не сказал, не предупредил…
— Да это, Олежка, всё внезапно так, сразу получилось. Он тебе напишет.
Олег махнул топором:
— Напишет!..
Он повернулся к дверям. Наталья Лаврентьевна остановила его:
— Постой, Олег! У меня к тебе вопрос один. — Она помолчала. — Вот, если бы тебе сказали: Олег, поезжай куда хочешь, куда угодно — на Урал, в Сибирь, на Волгу… куда бы ты поехал?
— Куда хочу? — переспросил Олег.
— Ну да, в любое место…
— И… на войну тоже?
— Да говорят тебе — куда угодно!
— Я бы тогда, Наталья Лаврентьевна, знаете куда? На войну! Разведчиком там или ещё кем-нибудь. Я бы там за отца отомстил. — Он поправил кепку, потом опять сбил её на затылок. — Да ведь не пошлют! Это всё одни разговоры… Я пойду, тётя Наташа.
Он перехватил доску поудобней и, задев ею за дверь, вышел из комнаты.
Наталья Лаврентьевна подошла к столу, достала чистый лист бумаги и начала писать, только уже не кисточкой, а пером:
Прошу направить меня на зарисовки для альбома «Победа» в действующую армию, на фронт.
А внизу, за открытым окном, было слышно, как у ворот орудовал топором Олежка. Он там рубил, тесал, колотил — он строил мост.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СТРАШУН-УЛИЦА
Глава первая
ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В девять часов утра самолёт «С-15022» пошёл на посадку. Моторы замолчали. Пропеллеры вращались всё тише и тише, а потом и вовсе замерли.
А Мише казалось, будто он ещё летит. Кругом всё чуть покачивалось, двигалось. Перед глазами словно ещё плыла огромная зелёная земля с городами, полями, лесами и реками…
— Вот и прилетели, — сказал папа. — Пошли, Мишук!
Миша двинулся за папой к выходу. Здесь трап был не такой, как в Москве, не тележка, а просто доска с перекладинками. Миша сбежал по трапу и ступил на литовскую землю.
Из штурманской кабины вышел дядя Серёжа. Вразвалку, разминая затёкшие ноги, он подошёл к Мише, снял кожаную перчатку, вытер потное румяное лицо:
— Как дела, Михаил Петрович?
— Ничего, хорошо! — ответил Миша. Ему очень нравился дядя Серёжа.
— Не укачало?
— Ни капельки. Я бы целый день мог лететь!
— Молодец! Выходит, тебе в лётчики надо.
Миша был польщён.
— Дядя Серёжа, — спросил он, — здесь недавно были фашисты, да?
— Были, — ответил дядя Серёжа, — да сплыли.
Миша оглянулся. Ему захотелось увидеть следы фашистов. Но никаких следов как будто не было. Кругом зеленело поле, точь-в-точь такое же, как под Москвой, на станции «Отдых», где была детская железная дорога и где Миша один раз даже дежурил по станции.
— Миша, — позвал папа, — хочешь маме написать?
Папа приставил к груди полевую сумку и что-то писал на ней, будто на столике.
— Конечно, хочу!
— Тогда на вот, только побыстрей!
Миша взял папино толстое вечное перо и торопливо написал:
«Дорогая мама! Долетели хорошо. Дядя Серёжа угощал меня лётчицким шоколадом. Пока писать больше нечего, а то надо быстро. Твой М. Денисьев».
Папа передал письмо дяде Серёже:
— Вот, пожалуйста! Наталье Лаврентьевне.
— Будет сделано!
Недолго гостил дядя Серёжа на литовской земле. Самолёт стали заправлять горючим. Тем временем подкатил санитарный автомобиль. Из него на низеньких носилках стали выносить раненых и грузить в самолёт. Потом дядя Серёжа простился с Мишей и с папой, забрался к себе в кабину, моторы заревели, пропеллеры закружились, по полю пронёсся вихрь — и самолёт «С-15022» поднялся, лёг на курс и полетел навстречу солнцу, к Москве.
А Миша с папой сели в санитарную машину и поехали в город. Ехать было не интересно, потому что машина была крытая и Миша ничего не видел. Он уткнулся головой в папино плечо и задремал. Он устал после перелёта, да и ночью спал мало и плохо. Машину сильно подкидывало.
— Папа… пппочему так трясёт? Пап… а ребята тут есть?
— А где ж их нет? — отозвался папа. — Литовские есть, польские, всякие…
Но из-за тряски говорить было трудно, и папа замолчал. Машина быстро неслась по незнакомому городу. То и дело она сигналила, круто заворачивала, резко тормозила.
Наконец она остановилась. Стало слышно, как со скрипом открываются ворота. Миша вылез из машины и увидел обширный двор, вымощенный плитняком. В стороне белел маленький флигелёк, крытый тёмно-рыжей черепицей.
— Вот здесь моя «берлога», — сказал папа. — Заходи, Мишук, осваивай… Много мне с тобой бывать не придётся, так что ты уж привыкай.
Миша вошёл во флигелёк. Ему там очень понравилось. Там всё было белое — стены, кровать, стол, даже телефон.
Папа взял трубку, позвонил. Два санитара притащили большую, «взрослую» койку, матрац, бельё. Миша разделся, лёг на прохладную простыню, зажмурился:
— Здорово, папа! А ты?
— Я потом. Спи.
Папа вышел. Железный болт с визгом полез в отверстие в стене, и во флигельке стало темно. Миша понял: это папа закрыл ставни. Он свернулся в клубок и сразу заснул.
Сладко спалось ему на новом месте, так сладко, что он проспал весь день. Вечером он проснулся, увидел, что папы нет, и давай дальше спать. Утром папа с трудом его добудился:
