«Под этим небом черной неизбежности…» - [4]

Шрифт
Интервал

Все ненужно-нелепым,
Грубым кажется мне —
Это серое небо,
Этот дождик в окне.

2. «Чем я живу? Какая пустота…»

Чем я живу? Какая пустота…
И даже днем так дремлется и спится.
Как надоела эта суета
И книг однообразные страницы.
Встает весна. Бледна и холодна.
Пылит шоссе и небо розовеет,
А эта жизнь, что свыше мне дана, —
Как этот день, бессмысленно тускнеет.
1954

«Когда-нибудь увижу наяву…»

Когда-нибудь увижу наяву
То, что во сне так часто, часто вижу:
Пахучий ветер ляжет на траву
И все вокруг нежнее станет, ближе.
Но вряд ли… Может быть осенним днем
Пройдут вагоны мимо с тихим шумом,
Уедет кто-то… может быть о ком
Всю жизнь продумал неотвязной думой.
Когда-нибудь… Предгрозье. Облака.
В саду тюльпаны ветер обрывает.
И равнодушно времени река
Мечты мелькнувшие смывает.
1955

1. «Кажется мне, что увижу…»

Юрию Терапиано

Кажется мне, что увижу,
Только бы поскорей,
Тех, кто когда-то был ближе
Всех дорогих людей.
Но они уже не такие…
— Помните зимний Киев?
— Помните улицу? Дом? —
Нет. Я совсем о ином.
А о том, что бессонницы хуже
И печальней чем дождь ночной,
Когда по осенним лужам
Возвращаюсь поздно домой.

2. «Ты все позабудешь навеки…»

Ты все позабудешь навеки…
Вдруг — еле заметная дрожь,
Сомкнутся усталые веки,
Но ты ничего не поймешь.
Вот разве сады в увяданье,
Холодные косы берез
И низкие серые зданья,
И ранний свинцовый мороз.
Ты все позабудешь. И только
Останется где-то тетрадь,
Где ярко-закатная фольга
Еще продолжает сиять.
1955

«Под этим небом черной неизбежности…»

Под этим небом черной неизбежности
Поговорим о счастье и нежности…
Как это было раньше благодатно
И как теперь мертво и невозвратно.
Под синим небом, там, за Феодосией,
Мы помнили о радости и осени.
Поговорим о милом Коктебеле!
Но разве это было в самом деле?
Шумело море, парус исчезал…
О чем, о чем тогда поэт писал?
Под этим небом новых черных бед
Уже тебя не радует поэт.
Я помню, как тогда Максимильян Волошин
Читал стихи. Была нестрашной ноша,
Которую нам присудил Господь:
За кровью — кровь, за смертной плотью — плоть.
Была надежда, было утешенье.
Теперь же страх, обман, уничтоженье.
1956

1. «Тогда мы встретились с тобой случайно…»

Тогда мы встретились с тобой случайно,
На миг один.
Ты помнишь холод, переезд трамвайный
Через Берлин?
Как будто с древнего иконостаса
Архистратиг,
Ты помнишь, вдруг тогда, на Фридрихштрассе
Нас снег застиг?!

2. «Хочешь вспомнить, а забываешь…»

Хочешь вспомнить, а забываешь…
Каждый день ненужно-нелеп.
Шорох шин и звонки трамваев,
Дома — скука и пресный хлеб,
Дым табачный, остывший кофе,
Невеселый склоненный профиль
У окна. А за мутным стеклом —
Талый снег, две березы, дом…
1944–1956

«Когда руладой соловьиной…»

Когда руладой соловьиной
Врывалось лето мне в окно,
Когда прохладные долины
Росы колючее вино
Глотали жадно, — почему-то
Я помнил мелочи: платок,
Стило с блокнотом. (В это утро
Особенно алел восток…)
«Дубровского» читал. Сквозь прозу
Угадывал ритмичный строй.
И этот чужеземный воздух
Был как лекарственный настой.
1957

1. «Ведь все равно все повторится…»

Все будет так. Исхода нет.

Александр Блок

Ведь все равно все повторится:
Холодный вечер, край зари,
Мелькающие вереницей,
Вдруг вспыхнувшие фонари.
А новое? Оно не лучше…
Зачем же всматриваться так
В лилово-огненные тучи
И в надвигающийся мрак?!

2. «Повторяется, все повторяется…»

Все будет так. Исхода нет.

Александр Блок

Повторяется, все повторяется:
Дни и встречи, недели, года…
Та же самая загорается
Между веток плакучих звезда.
Да и пенье такое самое,
Что я слышал когда-то, давно,
Над Ладогой и над Камою,
Над Невою и над Двиной.

1. «Потерял я тебя навеки…»

Потерял я тебя навеки…
Дождь в окно все стучит, стучит.
Отекли от дремоты веки,
Лоб и руки так горячи.
Даже имени не припомню,
Что-то кажется мне на «В».
Помню город пустой, огромный,
Месяц в утренней синеве.

2. «Как снова небо холодеет…»

Как снова небо холодеет
Над побледневшею зарей.
И снова мелкий дождик сеет
И прыгает по мостовой.
Под зонтика раскрытым шелком
Иду как всякий человек.
Сквозь дождь, переходящий в снег,
На мир поглядываю волком.

«Да, безразличье, пожалуй, труднее…»

Да, безразличье, пожалуй, труднее…
Трудно молчать. И зачем? Почему?
Вечер дождливый тает в дыму,
Медленно каплет в серой аллее.
Если б узнать, что там есть, за чертой?
Может темнее, скучнее и диче?
В призраках, веющих бледной толпой,
Разве узнаешь тогда Беатриче?
От безразличья не спрячешься. Трудно.
Только идти под дождем в никуда.
Слушать — под ветром поют провода,
Улицей спящей, холодной, безлюдной.
1957

«В порыве, что ли, нежности…»

В порыве, что ли, нежности,
Другого ли чего…
А может только вежливость
Соседа твоего…
Ты помнишь, поздно вечером,
Балкон, с вареньем чай?
Так ласково-застенчиво,
А может невзначай
Ты вспомнила Швейцарию
И встречу, с тем, другим.
Потом — стихи Цветаевой
И папиросный дым.
1957

1. «Дотащиться до цели. А может…»

Софии Прегель

Дотащиться до цели. А может
Этой цели-то вовсе и нет?!
Кто-то руку на сердце положит
И погасит мигающий свет.
Осень, осень. Какая по счету?
Не сочтешь и собьешься. Потом
Будешь силиться вспомнить кого-то
И жалеть неизвестно о чем.

2. «Книга детства давно потеряна…»

Софии Прегель

Книга детства давно потеряна
Или заброшена на чердак.
Листья роняет дерево,
Как жизнь роняет года.