Под чужими звездами - [3]

Шрифт
Интервал

— Ясно! — хором выкрикнули мы, догадываясь, что это последнее выступление. Оркестр опять грянул «Звездное знамя». Гости направились в банкетный зал, где был накрыт стол.

Нас, выпускников, туда не пустили. В последний раз прошлись мы по приюту, попрощались с надзирательницами и толстяком-экономом. Обняли своих младших товарищей, с завистью смотревших на нас, и столпились в канцелярии приюта.

Директриса сама выдавала каждому документы, евангелье в бархатном переплете и немного денег в конверте. Наконец мы покинули приют. Не оглядываясь, все двадцать парней закатились в первый попавшийся ресторан. Потребовали пива и виски. Исполнилась заветная мечта. Мы свободны! И везде, как уверял мистер Клафтон, нас примут как желанных.

Пировали мы до полуночи, пока служанки бара нас не выставили из зала. Всей компанией пришли на вокзал. Никто не хотел оставаться в Денвилле. Каждый выбирал свой путь. Мы прощались друг с другом, не надеясь больше встретиться. Я остался один.

Но куда же ехать? Мне надо на Родину. В Россию. Но пока… Пока поеду в Нью-Йорк. Устроюсь на работу, возможно, поступлю на курсы, чтобы заниматься по вечерам. Приоденусь. Накоплю долларов на билет… По пути заеду к Василию в Ричмонд. В прошлом году он навестил меня. Много рассказывал о своей службе, о своих товарищах. Просил обязательно наведаться к нему.

Поезд шел, изредка останавливаясь у нешумных вокзалов. Вдали мелькали огоньки городков и селений. Невольно вспомнилось далекое. Летняя ночь у нас, в Моховицах. Песни девушек и парней, гулявших возле речки. Их протяжные голоса, доносившиеся издалека, звучали таинственно и тихо. Пахло сеном, и чуть-чуть мерцали звезды.

2

Было еще рано, когда я сошел с поезда в Ричмонде. Освещенные восходящим солнцем стены зданий, мостовая, дремлющая вереница автобусов казались теплыми; их хотелось потрогать руками. Найдя телефон-автомат, я опустил в щель два цента и набрал номер. С замиранием сердца ожидал, когда Василий возьмет трубку. Он отозвался охрипшим голосом:

— О черт! Я решил, что приедешь в полдень. Факт, а не реклама! Жди меня у автомата, сейчас примчусь!

Поставив чемодан у ног, прислонившись к будке, я с независимым видом разглядывал площадь. Рядом, за будкой, на панели, постелив газету, спал парень в заношенном пиджаке. Поодаль от него еще несколько спящих. Толстый полисмен, играя резиновой дубинкой, стал ногой легко пинать спящих. «Не спать! Не спать!» — приговаривал он глухо в такт своим толчкам. Парень вскочил, сонно огляделся, подобрал узелок и поплелся к вокзалу. Покорно поднялись и другие. Они не были похожи на пассажиров. Почему же эти люди спали прямо на асфальте? Неужели безработные? Странно.

Я повернулся к улице.

Неподалеку остановился зеленый «джип». Из него вылез коренастый, плотный лейтенант в синих очках. Захлопнув дверку машины, направился к телефонной будке.

— Василий!

— Павел! — враз воскликнули мы. Обнялись и неловко ткнулись носами в щеки друг другу.

— Вот ты каков, Кудряш! Дай посмотрю! — Он чуть оттолкнул меня, оглядывая с ног до головы. — Здорово за год изменился! Вот мы и встретились.

— Да, встретились! — радостно подтвердил я. — Но только, пожалуйста, сними очки.

— Есть снять! — Василий шутливо похлопал меня по спине.

По сравнению со мной Василий казался франтом. Подтянутый, в ладно сшитой форме лейтенанта, он всем своим видом подчеркивал превосходство военного человека перед штатским. Выутюженные брюки спускались ровной складкой на начищенные до блеска ботинки. Все на нем выглядело свежо и ново. Шагал он уверенно, так, что встречные невольно уступали ему дорогу. Серые, немного навыкате глаза глядели строго. И вместе с тем Василий был свой, дорогой для меня человек.

— Кто бы мог подумать, Василек, что ты тот самый малец из концлагеря Фолькс?

Он удивленно воскликнул:

— Ты о чем? А-а, понял! Об этом не нужно думать и вспоминать. А ты как здорово вымахал!.. Тоже не узнаешь узника фрау Мюллер. А ну попробуем, кто здоровей? — Василий схватил мою руку, но тут же сморщился от моего рукопожатия. — Ого! Ну и здоров медведь. Это очень хорошо. Ну залезай в машину…

Мы сели в «джип». Василий уверенно взялся за руль.

— Куда мы едем? Тебя начальство отпустило? Я хочу побыстрей попасть в Нью-Йорк.

— Минуточку, минуточку! — засмеялся Василий. — Не все сразу. И вопросы буду задавать я. Факт.

— Согласен. Я так рад видеть тебя.

— И я тоже. Ведь мы с тобой как братья. В этой стороне ты самый близкий. — Мне показалось, что голос Василия дрогнул.

Растроганно я посмотрел на него и спросил:

— Почему ты говоришь по-английски? Забыл, что ли, наш родной язык?

— Привычка. А что, отлично я болтаю по-английски? — повернулся ко мне Василий. — Парни наши уверяют, что я говорю, как подлинный американец. Произношение, словно я из Чикаго или из Нью-Йорка.

Он опять надел очки, останавливая «джип» у серого здания со множеством окон по фасаду.

— Вот и прибыли. Это самая шикарная гостиница во всем Ричмонде. И Джеймс рядом. — Василий показал на неширокую реку с уймой суденышек и лодок.

— Однако ты сильно размахнулся. Это мне не по карману, — опасливо возразил я.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.