Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - [26]

На кораблях во все времена боролись с боем стеклянной и керамической посуды, который доходил до своего максимума во время штормов. Не всегда помогали ни мокрые скатерти, ни крупноячеистые сетки на столах, ни специальные подвесные столешницы. И тут одному из мастеров–стекольщиков пришла в голову идея создания граненого стакана. Петр лично попробовал новый сосуд в руке, откушал полынной водки и велел запускать стакан «в серию». Емкость делалась из темноватого зеленого стекла и якобы редко билась от удара о палубу.

Впрочем, другие источники говорят о том, что автором идеи граненого стакана является знаменитый скульптор Вера Мухина либо даже легендарный автор «Черного квадрата» Казимир Малевич.

Но, согласитесь, байка красивая!

Глава 4. Флот и политика

В Российском Императорском флоте существовал строжайший запрет на политическую деятельность. Причем «табу» это было скорее неформальным. Это, возможно, и обеспечивало его соблюдение.

Более того, даже те морские офицеры, что считались во флоте либералами, установленных неписаных правил, в большинстве своем, не нарушали. К примеру, выходец из более чем простой семьи вице–адмирал Степан Осипович Макаров[77] всегда прямо говорил о том, что армия и флот должны находиться вне политики. Дело вооруженных сил — стоять на страже своего Отечества, которое необходимо защищать вне зависимости от формы существующего строя. Более того, Макаров, считающийся в ряде книг советского периода чуть ли не «другом матросов», был убежденным монархистом и изрядным консерватором. К революционерам и революционной деятельности он относился без малейшей тени одобрения.

Не приветствовалось и то, что во все времена называлось «критикой системы». И если морской офицер все–таки, вольно или невольно, «срывался», то позже бывал крайне недоволен собой.

«…Не все офицеры были достаточно сдержанны и позволяли себе критику, которая на военном корабле, тем более в военное время[78], недопустима. К этим офицерам я причисляю и себя; так, раз под горячую руку на вопрос одного из офицеров, что из меня выработается, я ответил, что если систему не изменят, то я буду таким же никчемным офицером, как и остальные. Мне было потом досадно о сказанной фразе, потому что, в частности, ни к командиру, ни к старшему офицеру это не относилось», — писал позже в своих воспоминаниях контр–адмирал Георгий Карлович Старк.

Начнем с того, что офицер приносил присягу. В Морском Уставе Петра она звучала следующим образом:

«Я (имярек) обещаюся всемогущим Богом служить всепресветлейшему царю государю верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь постановляемых воинских артикулах, что иные в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, какого оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать отщусь. И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей или интересу государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести, и сколько мне известно будет, извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять. А командирам моим, поставленным надо мною, во все, где его царского величества войск, государства и людей благополучию и приращению касается, в караулах, в работах и прочих случаях должное чинить послушание, и весьма повелению их не противиться. От роты и знамя, где надлежу, хотя в поле, обозе и гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив непременно и верно, так как мне приятна честь моя и живот, следовать буду. И во всем так поступать, как честному, верному, послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Всемогущий».

Несмотря на архаичность языка, все понятно.

Кто же были те офицеры, что начинали заниматься политикой? Попробуем понять это на примере совершенно разных людей.

Начнем с Петра Петровича Шмидта.

Будущий «красный лейтенант» родился в семье потомственного офицера. Отец его — также Петр Петрович Шмидт — получил при отставке чин контр–адмирала. Дядя, Владимир Петрович Шмидт, имел чин адмирала. Именно дядя (к моменту смерти отца Петру Петровичу Шмидту–младшему было лишь 22 года) стал главным помощником в карьере молодого офицера.

Служба молодого выпускника Морского училища изначально протекала достаточно нестандартно. Уже в 1888 г., спустя два года после производства в офицеры, он женился (случай более чем экстраординарный для царского флота) и вышел в отставку в чине лейтенанта[79].

Жена Шмидта, мягко говоря, выделялась из общей массы. Дочь мещанина, Доминикия Гавриловна Павлова, была профессиональной проституткой. Шмидт желал ее «нравственно перевоспитать», однако о действительных результатах этого эксперимента нам доподлинно ничего не известно. В феврале 1889 г. у супругов родился сын. Назвали мальчика Евгением (Остап Бендер, решивший для себя, что у «красного лейтенанта» было два сына — Николай и Василий — как мы видим, на этот раз ошибся). Больше детей в семье не было.