Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - [125]

Домашняя форма предполагала синюю фланелевую рубаху, черные брюки и малые сапоги, а рабочая — белую, рабочую рубаху, белые штаны и все те же малые сапоги.

Строевая форма Корпуса от рабочей отличалась мало. При ней носилась патронная сума и винтовка (фельдфебелям из гардемарин полагался револьвер).

Кадеты носили обычную бескозырку с надписью на ленте «Морской корпус», а фельдфебели — фуражку с кожаным козырьком.

Если гардемарина производили в унтер–офицеры, то он получал на погон желтые с красными кантами нашивки; в том случае, если он уже был в чине вице–унтер–офицера, то снизу погона добавлялась еще одна нашивка, золотая. Кожаный темляк на палаше заменялся серебряным офицерским.

Отметим, что гардемарины к отпускной форме добавляли портупею, палаш (фельдфебели — офицерскую саблю и белые перчатки) и темляк. Холодное оружие давало право гардемаринам задирать младших офицеров–армейцев, слабо разбиравшихся в системе морских званий. Вот пример из повести Сергея Адамовича Колбасьева (также выпускника Корпуса) «Арсен Люпен»:

«— Моряк! — вдруг окликнул его картавый голос, и он остановился. Прямо перед ним стоял с иголочки одетый, несомненно, новоиспеченный, прапорщик какого–то четыреста двадцать седьмого пехотного полка.

— Честь полагается отдавать.

У прапорщика были голубые глаза навыкате и вообще не слишком умный вид. Можно было попытаться его разыграть:

— Прошу прощения, я не моряк, а старший гардемарин.

Прапорщик явно не понял, что к чему, но все же решил поднять брови:

— А что из этого, собственно говоря, следует?

— Собственно говоря, — строгим голосом повторил Бахметьев, — из этого следует, что я старше вас и что вам первому надлежало меня приветствовать.

— Позвольте... — начал было прапорщик, но рукой в белой перчатке Бахметьев его остановил:

— Вам не мешало бы знать, что флотский чин мичмана соответствует чину поручика и что старший гардемарин, чин, предшествующий мичманскому, есть не что иное, как подпоручик.

Для большей убедительности положил руку на палаш[296]с офицерским темляком и кивнул головой:

— Будьте здоровы.

Сошло. Определенно сошло. Прапорщик так и остался стоять с разинутым ртом. Лихо было сделано! Но внезапно Бахметьев замедлил шаг. Это опять была та самая гардемаринская лихость, черт бы ее побрал».

Начальство, естественно, старалось бороться с кадетской вольницей в обмундировании. Так, инструкция от 1907 г. включала в себя статью, запрещавшую носить золотые пуговицы и офицерские галуны, шелковые галстуки, кашне, кольца и перстни, браслеты, галоши, лакированные ботинки, а также трости и зонты. Добавим, что гардемаринам строжайше запрещалось посещать рестораны, кафе и казино, хотя молодые люди всячески старались обходить этот запрет.

Впрочем, не за одними гардемаринами следило недреманное око начальства. Например, в мае 1867 г. «наставник–наблюдатель» Морского корпуса, начальнику которого была подчинена и Николаевская морская академия, капитан 1–го ранга Николай Никанорович Тыртов письменно напомнил слушателям академии о том, что они «приглашаются приходить на лекции, строго соблюдая установленную форму относительно длины и прически волос».

А вот как реагирует начальник Учебного отряда подводного плавания, герой Русско–японской войны Эдуард Николаевич Щенснович на недочеты в обмундировании молодых мичманов. На дворе 1906 г:

«В те времена морские офицеры должны были носить сабли на крючке портупей, что было не всегда удобно, особенно при надетом сверху пальто, а потому молодежь обычно стремилась волочить их по земле.

Сняв пальто, мичманы забыли прицепить сабли на место и, взяв их в руки, так и вошли в адмиральский номер.

Не успели они закрыть дверь и начать рапорт, как возмущенный такой дерзостью и полнейшим отступлением от правил формы одежды адмирал яростно закричал:

— Как вы смеете являться ко мне в таком виде?! Кто вы такие? Мичмана или гусары?».

Визит к Щенсновичу окончился гауптвахтой. А все потому, что молодые офицеры забыли о том, что экс–командир эскадренного броненосца «Ретвизан», «строгий к себе и другим... не допускал никаких отступлений от требований устава и правил ношения формы одежды — все замечал, все видел».

Глава 16. Чудаки в морских погонах

О чудачествах некоторых офицеров Российского Императорского флота в обществе ходили легенды. В этой главе мы попробуем рассказать о наиболее знаменитых чудаках, носивших русский морской мундир.

Потомок «полудержавного властелина» Алексашки Меншикова, светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков был известен как острослов и автор массы каламбуров. Кроме того, это был, возможно, один из немногих полных адмиралов XIX в., не имевший ни малейших следов военно–морского образования (впрочем, ни кораблями, ни эскадрами он так и не командовал). Это, однако, не помешало светлейшему князю занимать пост начальника Главного морского штаба империи.

Мнение современников об Александре Сергеевиче не было единообразным.

Так, император Александр Первый считал, то у Меншикова «душа чернее сапога», а ум есть «лишь для того, чтобы кусаться». Русский поэт и партизан Отечественной войны 1812 г. Денис Васильевич Давыдов возражал, что светлейший князь «