Почти вся жизнь - [51]

По утрам петух кричал подъем, потом в сарай заглядывала босая девчонка и говорила: «Тетя Лида, выпейте с нами молочка», — Лида шла за девчонкой. Самсон смирно шел рядом, хотя ему хотелось поиграть с черными пятками девчонки, или погоняться за курами, или хотя бы поглазеть на утят, но он шел смирно, потому что был настоящей военной собакой. А война еще была не кончена. «Война, товарищи, не кончена, — так говорил командир взвода саперов Костя Крутилин, собирая девушек на росистой полянке, — война не кончена, зверь сопротивляется в своем логове, а наша задача разминировать населенный пункт Большие Кузьминки».

И вот они идут по населенному пункту Большие Кузьминки, где не осталось ни одного целого дома и где до сих пор тлеет каменное здание, в котором когда-то помещался райком. Можно подумать, что немцы создали в Больших Кузьминках специальный музей для своих мин: мины тарельчатые и дощатые, и мины из консервных банок, и мины из гранат, и шрапнельные мины, и противопехотные, и противотанковые, и противотранспортные…

«Мин нет, мин нет, мин нет!» Самсон отлично знал, что, как только Лида вынимает мелок, значит, все хорошо, значит, можно двигаться вперед.

А за Большими Кузьминками — Кузьминки Малые. Была большая деревня, стала заминированным полем. Снова знакомый запах, и снова Самсон садится возле едва заметного бугорка. А в стороне Лида осторожно удаляет взрыватель из другой мины. Она не замечает, что Самсон по-прежнему сидит на старом месте, а может быть, она просто не верит, что там еще что-то осталось…

— Самсон!

Конечно, не верит, думает, что он зря сидит здесь, просто выканючивает награду.

— Самсон!..

И в это время под ногами раскалывается земля, черный фонтан подбрасывает Самсона и снова бросает его на землю.

И это было последнее, что видела Лида, потому что той же миной ранило и ее, отшвырнуло в сторону, и она потеряла сознание. Потом говорили, что виноват был Самсон, что будто бы специальная комиссия установила, что он начал подкапывать мину, а ведь это строжайше запрещено собакам-разминерам. Но говорили и другое: кажется, один из членов этой авторитетной комиссии записал свое особое мнение: виновата Лида, которая далеко ушла от собаки, а этого делать ни в коем случае нельзя. Но теперь, спустя двадцать пять лет, когда я стал спрашивать, что же на самом деле произошло и кто же на самом деле был виноват, мне отвечали: война, фашисты. И никто не вспомнил ни о какой комиссии, так что возможно, что никакой комиссии и не было.

Лида долго лежала в госпитале. Она была ранена в ногу и контужена, и врачи полгода не позволяли вставать и просили всех, кто навещал Лиду, рассказывать ей только веселое.

От Лиды скрывали гибель Самсона. Ее подружки приходили в госпиталь и рассказывали всякие небылицы, о том, что Самсон жив и работает по-прежнему с саперами. А в День Победы в госпиталь пришел повар Алиджан и, подарив Лиде банку варенья собственной варки, сказал, что демобилизован и что будет работать в ресторане «Метрополь». Алиджан тоже подтвердил, что Самсон жив и что это такая умная собака, которую он готов взять в ресторан для охраны.

Лида отчетливо помнила, как все было, и все-таки иногда думала: «А вдруг я ошиблась, а вдруг Самсон действительно жив?»

Никогда не знаешь, как лучше с больными, говорить им правду или скрывать…

Когда Лида выздоровела, был уже мир на всей земле. Подружки в складчину взяли такси и отвезли ее домой. Комната стала совсем новой — потолок отмыли от блокадной копоти и пол натерли до блеска.

Лида поблагодарила подружек, и вскоре они ушли, потому что одним давно было пора на работу, а другие уже начали учиться.

Лида села у открытого окна и стала читать. Ей было все равно, что читать, просто приятно открыть книгу, которую читала до войны. И в это время она услышала громкий мужской голос:

— Самсон, Самсон!

Лида уронила книгу, вскочила, подбежала к окну и схватилась за косяк.

По улице мимо ее окон шел балетный артист и звал маленькую болонку, названную когда-то Самсоном, вероятно в шутку.

1969

Когда мы вернемся…

1

Вскоре после освобождения Таллина артиллерийский полк вышел из боя, и ему был отведен участок вдоль побережья в небольшом шахтерском городке.

Колонна полка остановилась возле высоких чугунных ворот. Навстречу вышел пожилой эстонец в коротком пиджаке и брюках, заправленных в охотничьи сапоги, — начальник местного добровольческого отряда помощи Красной Армии. Вместе с командиром полка полковником Ларионовым они пошли осматривать дома и бараки.

— А вот в этих коттеджах жили в течение трех лет гитлеровцы — охрана и шахтная администрация, — рассказывал начальник отряда. — Теперь здесь живут русские, которых фашисты угнали из Пскова и из Ленинградской области…

Ларионов поделил дома и бараки между дивизионами и, показав на огромный пустой сарай, сказал, обращаясь к командирам дивизионов:

— Здесь будет наш клуб. Выделить по пять человек от каждой батареи, и чтобы к вечеру все было готово. Проведем встречу с гражданским населением. Ясно?

— Будет исполнено, товарищ полковник, — за всех ответил майор Черняев, совсем еще молодой человек с добрым, умным лицом и острым взглядом, который говорил о том, что ему немало пришлось пережить за эти три года.