Почти по Хармсу - [4]

«Чеченский террорист» Иса Гуссейнов уже три года не жил в квартире номер тридцать три. Смылся в солнечный Азербайджан, оставив на произвол судьбы жену, Туманову Софью Алексеевну, и дочь жены от первого брака. Как подозревал Баранников, разрыв произошел при активном участии СС, натравливавшей на Гуссейнова не только милицию и ФСБ, но и налоговую полицию. Зато с тех пор как злосчастный азербайджанец отбыл на родину, кляузы на жителей тридцать третьей квартиры прекратились. Видно, против Софьи и Ксюши Тумановых старуха ничего не имела. Тем не менее Баранников позвонил и к ним.

Отдаленный, едва различимый девичий голос приблизился, и Глеб Палыч начал различать слова.

«…Сусанна совсем спятила. Три с лишним страницы на один день! Можно подумать, у нас других уроков нет… Ну да, этот жуткий текст на двести семнадцатой странице. Погоди минутку, я гляну, кто там пришел».

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки.

— Ой, здрассьте, Глеб Палыч! Тань, я попозже перезвоню.

Цепочка звякнула и дверь гостеприимно распахнулась.

— Опять по анонимным делам, Глеб Палыч? — лукаво спросила нимфетка, соблазнительно обтянутая леггинсами. — Или воспитательную беседу пришли провести?

— Нет, Ксюша, я по другому вопросу, — сказал Баранников, оглядывая прихожую, где на полу сушился раскрытый цветастый зонтик, блестели влажные следы тряпки, а на вешалке висела ярко-красная куртка с намокшим рукавом. — Ты из школы давно пришла?

— Недавно. А что?

— Когда шла, не обратила внимания на окна Октябрины Егоровны?

— Пф-ф! Вот еще! На что она мне сдалась?

— А чем ты занималась, когда пришла?

— Да ничем. Переоделась, суп разогрела, села обедать, а тут Танька Петухова позвонила. Про домашнее задание спросить.

— И долго вы болтали?

— Минут пятнадцать всего. Ну, может, двадцать. Это ведь законом не запрещено?

— Нет пока. Хотя проект в Думе уже рассматривают, — пошутил Баранников, производя в уме быструю оценку. «Допустим, минуту я плелся наверх, с новобрачной разговаривал от силы три… Минуты четыре таращился на тело и говорил с Игорем. Еще по две минуты на каждую из трех квартир… Всего четырнадцать минут. Ладно, пусть будет пятнадцать. Пятнадцать минут назад старуха Сидорова была еще жива…» — Ксюш, можно у тебя трубочку попросить?

Девочка с готовностью протянула участковому трубку, но, когда он нажал на кнопку, вдруг нахмурилась и дернула рукой. Однако на его вопросительный взгляд ответила успокаивающим жестом: все в порядке, говорите, мол.

— Здравствуйте. Можно попросить к телефону Татьяну Петухову?

— Это я.

— Старший участковый Баранников беспокоит. Вы не могли бы назвать время, когда позвонили Ксении Тумановой?

— Ой. А что с Ксюшей?

— С ней все хорошо, она просто свидетель и потом вам все расскажет. Припомните, пожалуйста, время — это важно.

— По-моему, в пятнадцать минут четвертого. Да, точно, в три пятнадцать. У нас уроки кончаются в два пятнадцать, и я, помню, еще подумала, что за час Ксюша уж точно добралась до дома.

Глеб Палыч взглянул на часы. Пятнадцать тридцать шесть.

— Спасибо, вы мне очень помогли. — Он нажал на отбой и вернул трубку Ксении. — И тебе спасибо. Ты пока не выходи во двор, хорошо? Октябрина Егоровна выпала из окна. Жуткое зрелище.

На площадке четвертого этажа Баранников вдруг остановился. Похоже, его личность претерпевает профессиональную деформацию. Случай совершенно прозрачный. Бабка восьмидесяти с лишним лет взгромоздилась на подоконник, чтобы помыть окно, потеряла равновесие и упала. Сама, без посторонней помощи. Никто просто не мог эту «помощь» ей оказать.

Посторонние люди, равно как и жильцы нижних этажей, не просочились бы мимо участкового незамеченными.

Анна Григорьевна кормила строптивую свекровь — это сомнений не вызывает. Когда Глеб Палыч вошел в комнату, там еще витал запах супа.

Маша Капралова в принципе могла отлучиться на пять минут от спящих близнецов, но откуда ей было знать, что СС возится с окном? Коляска и обувь в коридоре совершенно сухие, но не мытые. Значит, если Маша и выходила на улицу, то до дождя, а дождь идет уже минут сорок пять.

Ксюша Туманова все время, пока Баранов находился в доме, болтала по телефону. Да и зачем ей убивать старуху? Вряд ли она так переживает из-за отчима, удравшего три года назад.

«Нельзя быть таким подозрительным, Палыч. Подумаешь, руки у тебя чесались ее прикончить! Это еще ничего не значит. И самые мерзкие личности иногда гибнут случайно, без постороннего вмешательства».

И все же, и все же… Почему ноги дальше не идут? Через двадцать минут участковый Баранников должен начать прием населения. Так почему он топчется на лестнице как привязанный? Что не дает ему покоя? Может, он подозревает, что злоумышленник все еще прячется в квартире убитой? А что, в этом есть смысл. Действительно, лучше дождаться здесь приезда оперативной бригады, чтобы проверить и исключить такую возможность. Но есть что-то еще. Какая-то мелочь, деталька, которая стоит не на своем месте в этой мозаике. Какая же?.. Ага, кажется, вот оно… Нет, ерунда… Мало ли, почему она не сказала. Постеснялась, не придала значения. Ты ведь и не спрашивал, Баранников. Да, но если у кого-то и была возможность, то только у нее… Брось, Палыч! Брось, даже если ты прав. Неужели тебе хочется сломать людям жизнь из-за старухи, которую ты и сам мог бы прибить? Прекрати копать немедленно, пока ты ничего не знаешь наверняка и совесть твоя чиста.