Почти нормальная семья - [79]

Еще раз перечитав сообщение, я удалила его и занесла номер Линды Лукинд в черный список.

Поднимаясь по лестнице, я набрала Криса.

— Наконец-то, — сказал он. — Я уже начал волноваться.

На заднем плане раздавался шум. Звуки мотора, гудок.

— Прости, я отключилась на диване.

— Ты должна выйти. Я сижу в машине. Забронировал для нас с тобой люкс в Гранд-отеле.

71

Эльза отпирает дверь Винни-Пуху, и тот с сомнением останавливается на пороге.

— Ты здорова? — осторожно спрашивает он.

— Да, а что?

Правда, я лежу на кровати, но я полностью одета.

— Они говорят, что вчера ты была больна, — объясняет Винни-Пух.

Я уже и забыла об этом.

— Да нет, ерунда, просто не хотелось встречаться с психологом.

Винни-Пуха мои слова, кажется, не убедили. Неуверенными движениями он достает свои папки и пенал.

— Не понимаю, зачем заставлять человека ходить к психологу? — говорю я.

Винни-Пух рассеянно перелистывает «Преступление и наказание».

— Это действительно может быть утомительно. Я много раз думал, что мне надо пройти курс психотерапии, но так и не нашел в себе сил.

Я сажусь рядом с ним со своим блокнотом в руках.

— Ну как идут дела с твоим эссе? — спрашивает он.

— Да так себе.

Текст по-прежнему состоит из четырех убогих предложений.

— Давай побеседуем об этом, тогда к тебе наверняка придет вдохновение, — говорит он, перелистывая Достоевского. — Что ты думаешь по поводу этой книги?

Некоторое время я размышляю.

— Она такая длинная.

Подумать только — я по доброй воле перепахала длиннющий русский роман девятнадцатого века! И даже не возненавидела его.

Раскольникову чуть больше двадцати, и он думает, что умнее других. Поскольку ему очень нужны деньги, он решает убить старуху-процентщицу, которую сам описывает как отвратительное злое существо, не заслуживающее того, чтобы жить.

Не надо учиться десять лет в педагогическом институте, чтобы понять, чего добивается Винни-Пух.

— Какова твоя отправная точка? — спрашивает Винни-Пух и указывает на заголовок в моем блокноте: ЭССЕ. — Тебе нужен исходный вопрос. Например: все ли убийства одинаково отвратительны, или могут быть смягчающие обстоятельства?

Я задумчиво смотрю на него:

— Насколько ты посвящен в дело?

— Посвящен? Во что?

Он пытается изобразить непонимание, однако Винни-Пух не в состоянии обмануть и детсадовца.

— Сейчас мы говорим об этих двух романах, — заявляет он. — Ни о чем другом.

Я киваю и саркастически улыбаюсь:

— Ясное дело, могут существовать смягчающие обстоятельства.

— Это само собой разумеется?

— В этих книгах их, возможно, нет, но в реальности они могут присутствовать. Чисто гипотетически.

— Гипотетически, — повторяет Винни-Пух, словно никогда раньше не слышал этого слова. — Что, например? Что может оправдывать лишение другого человека жизни?

— Не оправдывать. Это другое дело. Мы ведь говорим о смягчающих обстоятельствах.

— Приведи пример, — говорит Винни-Пух, разводя руками.

— Самооборона.

— Это совсем другой случай. Тогда речь уже не об убийстве. Каждый имеет право защищаться. Приведи мне другой пример.

Я почесываю щеку.

— Некоторые не заслуживают того, чтобы жить.

Глаза Винни-Пух сужаются.

— Я вовсе не имею в виду, что любой может пойти и лишить другого человека жизни, — поясняю я. — Но есть люди, которые как бы израсходовали свое право на жизнь. Решением проблемы, конечно, могла бы стать работающая правоохранительная система. Если бы убийцы и насильники получали по заслугам…

— Ты хочешь сказать, что ты — поборница смертной казни?

— Думаю, что большинство людей за смертную казнь. Легко быть против, пока тебя самого жареный петух не клюнул. Если спросить тех, у кого убили кого-нибудь из членов семьи, ответ будет очевиден.

У Винни-Пуха вокруг рта образуется удивленная складка. Он выглядит как мальчишка-шестиклассник.

— По-твоему, человек не заслуживает того, чтобы ему дали шанс исправиться?

— После того, как он убивал и насиловал?

Не знаю, сознательно ли он пытается меня завести, но ему это, во всяком случае, удается.

— Мужик, который меня изнасиловал… — выпаливаю я. — Ты считаешь, что ему надо дать шанс?

— Я… да…

— Мне было пятнадцать лет. Пятнадцать! Он держал меня и придавил так, что я не могла дышать. Я задыхалась и билась, пока он вставлял в меня свой отвратительный член.

Лицо Винни-Пух застывает в гротескной гримасе.

— Нет никаких смягчающих обстоятельств, — провозглашаю я. — Я бы хотела видеть, как эта сволочь умирает.

У Винни-Пуха хватает ума не возражать мне. Он моргает и смотрит на свои руки.

— Я сама могла бы его убить, — говорю я.

72

Я проснулась в номере люкс в Гранд-отеле. Крис сидел в мягком кресле напротив меня с чашкой кофе в руке, положив ноги на пуфик.

— Доброе утро, красавица.

Я улыбнулась и босиком прошлепала мимо него в ванную. Ополоснула лицо и присела на край ванны, в которой мы с ним лежали накануне поздно вечером.

— Когда тебе на работу? — крикнул из кресла Крис.

— К десяти.

Времени оставалось мало.

Быстро одевшись, я постаралась выглядеть счастливой и благодарной, когда обнимала Криса.

— Не забудь вот это, — сказал он и протянул мне карту.

Это был подарок. Он подарил мне ее, когда мы пили шампанское в постели на огромной кровати, — какой-то предмет, скрученный, как пергаментный свиток, и стянутый красивой серебряной ленточкой. Развернув его, я почувствовала, как сердце запрыгало в груди. Это была карта Азии, где Крис пометил золотыми звездочками особенные места. Те места, которые он хотел посетить вместе со мной. Я ни словом не упомянула о том, что у меня уже есть такая карта — хотя куда больше, и вся утыканная булавками.