Почти леди - [90]

Он улыбнулся и бессознательно ухватился за красные отвороты своего сюртука.

– Влечение для того и существует, чтобы ему следовать, моя дорогая.

– Может быть, – сказала Мег с печальной улыбкой. – Но именно женщине всегда приходится рисковать больше всего.

– Доверьтесь мне, Натали. Я не буду подвергать риску вашу репутацию, – сказал Бонапарт, подходя к ней. Он взял ее руки и поднес к своим губам, потом резко притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы.

Она противилась ему, отворачивая голову в сторону:

– Пожалуйста, пожалуйста, Наполеон. Не здесь, прошу вас.

Он внезапно отпустил ее. Глаза у него были довольно дикие, он тяжело дышал.

– Простите меня, но вы лишаете меня рассудка. Я не могу дождаться... – Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости.

Мег отошла от него поближе к окну. Сознание того, что Козимо у ворот следит за условленным сигналом, придавало ей уверенности.

– В нужное время, в нужном месте, – твердо сказала она и осталась довольна собой.

Бонапарт шумно выдохнул и вытер лоб платком.

– Вы очень неуступчивы, моя дорогая Натали. Но все будет, как вы скажете. Я все устрою. Ждите известий от меня.

– С нетерпением, – сказала Мег, подходя к нему. Она прижалась к нему и легко поцеловала в уголок рта. – Я обещаю, – шепнула она ему на ухо, – а теперь я вынуждена покинуть вас... на время.

Наполеон так резко дернул за шнур звонка, что, казалось, вырвет его из стены, и не успел звон затихнуть, как явился адъютант.

– Генерал?

– Проводите мадам Живерни к ее экипажу, – отрывисто приказал Бонапарт. Он коротко поклонился своей гостье. – Желаю вам спокойной ночи, мадам, – сказал он, повернулся и удалился в свой кабинет, не дожидаясь ее ответа.

– Генерал, – пробормотала она ему в спину и величественно прошла мимо любопытствующего Жиля, который открыл перед ней дверь. Бонапарт разыграл все достаточно хорошо. Пройдет слух, будто вдова чем-то вызвала его недовольство. Она изобразила смущенную неловкость и на прощальные слова адъютанта ответила едва слышным шепотом.

Он отдал ей честь и вернулся в особняк, чтобы доложить полковнику Монтеню об интересном завершении генеральского вечера.

Козимо еще никогда не проводил вечер в более неудобном положении. Он не отводил глаз от портьер на окне в покоях Бонапарта, каждая мышца в плечах и шее болела. Привычное для него холодное равнодушие исчезло, когда он сидел в ожидании, стараясь не представлять себе, чем занимается Мег. Воображение его разыгралось. Он винил себя за то, что втянул ее в опасную игру. У нее нет опыта, которым обладала другая женщина, и у нее не было тех мотивов для участия в этой войне, какие заставили Эйну участвовать в ней.

Сама Эйна пережила террор, но потеряла семью. Ее мать – австриячка – была одной из ближайших компаньонок Марии Антуанетты. Эйна выжила благодаря своему острому уму, бежав в Англию с глубоким чувством ненависти к революции и всему, что с ней связано.

Мег Барратт выросла в спокойной английской провинции, конечно, она получила хорошее образование, но не имела никакого представления о суровом реальном мире. Она делала то, что делала, не по убеждению, но лишь из преданности ему. Из любви, сказала она.

Он крепче сжал поводья. Его мир не допускает таких эмоций.

Как только дверь открылась, Козимо соскочил с козел и опустил подножку ландо. Он смотрел, как Мег идет по мощеному двору. Шаг ее был тверд, лицо не бледнее обычного, легкая улыбка, которой она одарила адъютанта, помогавшего ей подняться в экипаж, совершенно естественная.

Козимо укрыл колени госпожи ковром и заметил, что руки ее довольно спокойно лежат на коленях.

Мег держалась до тех пор, пока они не свернули за угол и не показался дом. Тут зубы у нее застучали, сердце запрыгало в груди. Она не могла сдвинуться с места, когда Козимо подошел, чтобы открыть для нее дверцу экипажа. Ее тело как будто окаменело. Посмотрев на него, она пробормотала:

– Я чувствую себя такой грязной, что я наделала? – Она замолчала, чувствуя, что, скажи она еще хоть слово, слова польются из нее неудержимым потоком, и их нельзя будет остановить.

Козимо не моргнув откинул ковер, спокойно сказал:

– Мы приехали, мадам. Прекрасная ночь, как всегда. Позвольте помочь? – Он взял ее руку, крепко сжал пальцы. Другой рукой он поддержал ее за локоть и почти вынес из экипажа.

На улице никого не было, но из дома за ними могли наблюдать. Мег обнаружила, что простое пожатие его руки придало ей сил, чтобы самостоятельно дойти до входной двери.

– Немедленно пошлите за Эстеллой, – велел мажордом оказавшемуся рядом слуге. – Мадам плохо себя чувствует... Мадам, если позволите, я помогу вам подняться по лестнице.

– Благодарю вас, Шарль, – проговорила Мег. Она уже почувствовала себя лучше, но сочла, что разыгранную сцену надо довести до естественного конца.

Эстелла прибежала, прыгая через несколько ступенек, со свойственной молодости живостью, размахивая флакончиком с нюхательной солью, которым она принялась водить перед носом госпожи.

– Ах, мадам, вам плохо? – Она взяла руку Мег.

– Нет, уже гораздо лучше, спасибо, Эстелла. – Мег оттолкнула флакон с нюхательной солью, глаза у нее начали слезиться от резкого запаха. – Просто жара подействовала.