Почти идеальное ограбление - [21]

– В «Макдоналдсе» мы с тобой уже сто раз были.

– Ладно, останемся здесь, – великодушно согласилась Лешка. – Но тогда, боюсь, у меня не хватит денег на раму для твоей картины.

Ромка сделал было шаг назад, потом повернулся обратно к стойкам с вкусной едой и махнул рукой:

– Купим в другой раз. Между прочим, здесь навалом картин на одних подрамниках. Значит, можно пока и так отнести.

Заказав люля-кебаб, как это делало большинство посетителей, взбитые сливки и по стакану апельсинового сока, брат с сестрой уселись за круглый деревянный стол, покрытый бежевой кафельной плиткой. Лешка осмотрелась, и ей пришлись по вкусу кирпичные стены с нарочито ободранной штукатуркой и с выступающими из них некрашеными бревнами. Толстые колонны, стилизованные под растущие березы, поддерживали крышу и обвитые зеленью деревянные стропила под ней.

Ромка тоже огляделся и недоуменно спросил:

– А при чем здесь Му-му?

– Как при чем? Ведь тут, по идее, все должно напоминать хлев, вернее коровник?

– Так Му-му – это, выходит, корова? – протянул Ромка.

– Ну да. А кто ж еще?

– А я думал – собака. Ну, та, которую Герасим утопил.

Лешка поморщилась:

– Ненавижу этот рассказ и этого мерзкого Герасима тоже. Лично я на его месте ни за что б не стала топить бедную собачку! – Она хотела добавить что-то еще, но вдруг замолчала и крепко сжала Ромкину руку: – Гляди!

Ромка повернулся и увидел женщину с высокими скулами и темными, глубоко посаженными глазами, то есть ту самую незнакомку, которая вчера вечером приходила работать в галерею Павла Богачева. Быстро отвернувшись, он прошептал:

– Интересно знать, что она здесь делает?

– То же, что и мы, – пожала плечами Лешка. – Завтракает.

– И как ты думаешь, не надо ли нам за ней проследить?

– Вот уж нет. И так легко узнать, кто она и откуда взялась. Расспросим о ней Павла Петровича или Арину, вот и все.

– И это верно, – согласился Ромка. – Тогда ешь быстрее, и пойдем.

Лешка и не заметила, когда он успел проглотить свою порцию. По скорости поглощения пищи ее брата давно пора было заносить в Книгу рекордов Гиннесса.

Доев сливки, она взяла с собой конфетку под названием «Му-му», которую в ресторанной кассе выдавали каждому посетителю. Ромка свою уже давно слопал и теперь косился на ее. Лешка лишь вздохнула:

– На, бери.

И они снова вышли на Арбат. Спрятавшееся на короткое время солнышко вновь выглянуло из-за облаков, заблистало в витринах, преобразило картины на стендах. Ромка с пристрастием заглядывался на каждую.

– Опять Шишкин, то есть почти как Шишкин. И опять. А как у меня, картины нет ни у кого! – радовался он.

И тут они наткнулись на стенд с абстрактной живописью. Холсты на нем были и без рам, и без подрамников.

– Так, наверное, и дешевле, и каждый покупатель может из них свой размерчик вырезать, под любую раму, – придирчиво разглядывая сине-зеленую мазню, предположил Ромка. – Но ведь правда, Лешк, что моя картина в сто раз ярче этих?

С этим Лешка согласилась легко, а ее брат с воодушевлением продолжал:

– Жаль, что я не могу здесь торговать, так как времени у меня на это нет. Проще картины в разные галереи относить. Пусть галеристы себе проценты берут с продаж. Я хоть и потеряю из-за этого часть своих денег, зато у них выставляться более престижно, да?

Но Лешка, не слушая Ромкиных разглагольствований, увидела еще один стенд и устремилась к нему, не сводя глаз с одной из картин.

Подойдя к сестре, Ромка увидел знакомый город со сверкающими окнами высоких домов, воду с бликами, ажурный мост. Только небо было иным, чем на холсте Софьи Полянской, каким-то зеленовато-розовым, и называлась она не «Восход», а «Закат». И вообще, при ближайшем рассмотрении казалась какой-то поддельной.

Возле стенда стояла невзрачная молодая девушка в потертом джинсовом костюмчике. Она шмыгала носом, видно, простудилась от постоянного пребывания на сквозняках. Ромка подошел к ней и очень вежливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, вы написали эту картину?

Девушка коснулась рукой тонкой темной рамы и покачала головой:

– Эту нет. А все остальные – мои, – она обвела рукой совсем не яркие пейзажи и натюрморты.

– А чья эта? – не отступался Ромка. Он наклонился и в самом углу холста картины заметил какой-то значок, то ли букву «С», то ли недописанную «О» и указал на них сестре: – Мы с тобой уже это видели.

– Ее написала одна моя знакомая. Она уже несколько раз просила меня продать ее работы, так как ей самой здесь стоять некогда, – с детской непосредственностью ответила девушка.

– И как ее зовут?

– Инна Николаевна.

– А фамилия?

– Остроумова.

– А откуда она взялась? Кто она вообще такая?

– А вот этого я толком не знаю, – ответила девушка. – Просто мы договорились, что я буду продавать ее работы, так как почти каждый день сюда выхожу. Она мне доверяет: я ее ни разу не подвела.

– А как ее найти?

– Обычно она сама со мной связывается. Или прямо сюда приходит.

– И какая она из себя? – поспешила спросить Лешка.

– Немолодая, всегда хорошо одета и очень… – девушка замялась, подыскивая нужные слова. – Очень элегантная.

– И глаза у нее такие, ну, темные, и каблуки высокие, да? И она к вам сегодня подходила, да? – с волнением спросил Ромка.