Почерк - [51]

Она стояла в кабинете майора. Ей хотелось упасть в обморок, но ноги подводили, обретя давно забытую молодую силу.

– У него были какие-то отклонения, навязчивые идеи? – спросил майор.

– Нет.

Сержант заметил, что вода закончилась, и поняв, что это спасет его, сказал:

– Давайте я воды принесу, – и ушел торопливо, чтобы хоть немного отдышаться, не смотреть на чужое горе.

– Как прошел этот день после восстановления?

– Мы пошли гулять на землю, ничего не нарушали.

– Все сбережения потратили?

– Это не важно. Хотелось погулять.

– А потом?

– Потом провели вечер дома. Утром я приготовила завтрак.

– Что последнее он вам сказал, что делал?

– Он остался стоять у окна.

Вернулся сержант, протянул женщине стакан воды. Майор сел за стол и еще раз просмотрел видео с облаков наблюдения. Там мужчина открыл окно и, улыбаясь, шагнул вперед. Не выбросился, а просто шагнул, как утром после хорошего сна делают первый шаг с кровати. Зачем человеку, только что вернувшемуся к жизни, сразу же с ней расставаться?

Похоже, не удавалось вот так просто уехать в Центральный округ, пока дело не завершено.

– Пишите заявление, – сказал он, – будем разбираться. Завтра вас жду в десять утра.

Женщина взяла перо, но чернила в чернильнице закончились.

– Я сбегаю, – сказал сержант и как только мог быстро вышел в коридор.

Майор сел в патрульную машину и отправился вниз, через облака, к стодевятиэтажкам. Спустился на лифте, показал корочку. Контролер взял под козырек, сказал:

– Поздно уже. Вы бы один не ходили.

– Служба, – ответил майор.

– Понимаю. Давно сохранялись?

Майор сохранялся утром. Но даже если бы месяц назад – все равно с того момента не случилось ничего важного, он просто засыпал, просыпался, видел перед глазами стену своей комнаты, новых знакомств не завел.

Он прошел по темнеющему холму. Все уже поднялись наверх. Там, в вышине, мигали огни патрулей. Все-таки это был рискованный, бессмысленный поступок. Охотники за памятью приходили из леса в темноте и уже сейчас могли быть где-то рядом. И хотя, случись что, его восстановили бы по госстраховке, все равно было очень страшно. Он не мог себе представить, что тот, другой, очнувшийся в Комнате Встреч, будет до конца им, майором. Да, тело до последнего обгрызенного ногтя будет идентично, сознание тоже, но это будет не тот же человек, а такой же. А он, разорванный на части, будет лежать в лесу, и дикие звери съедят его кости.

Хотелось уже оставить этот город. Река пахла ночной травой, подъемные пункты закрылись. Он проверил пистолет, прислонился к дереву и решил, что сумеет себя защитить, если нападут охотники. Лучше сражаться за ту жизнь, которая есть, чем верить в гарантированную следующую. Слева и справа никого не было. И впереди никого не было. Потом раздался треск веток, это шел не один человек. Они ступали осторожно.

И все-таки было хорошо, что он хранился в облаке, потому что очень страшно думать, что ты закончишься весь. Что бы ни случилось, он снова окажется в своем кабинете, у своего стола. Выпьет чая и, подойдя к окну, посмотрит на свою реку.

«Давно сохранялись?» – ударил ему в голову вопрос офицера на контроле. Он сохранялся утром. Но… Нет, этого не может быть… Он вдруг вспомнил, как копался в своих настройках последний раз в молодости, лет двадцать назад, и… то ли места в облаке не хватало (они тогда были еще маленькие), то ли боялся, что контролеры узнают лишнее, и… он что-то убрал из позиций сохранения, снял галочки… И забыл об этом… И вот теперь, находясь перед страхом исчезновения, не мог вспомнить, что именно. Нет, основные (новые встречи, прочитанные тексты, вкусы) – это все стояло по умолчанию, а вот дополнительные… Ему стало страшно, что он мог вычеркнуть из списка сохранения позицию «вид из окна» и что теперь если погибнет, тот другой, которого восстановят, не будет ничего знать о реке, на которую он смотрел так долго, о единственном лице, в которое вглядывался.

Он сорвался с места, его заметили и стали преследовать.

Вспомнил о пистолете, только когда добежал до пункта подъема и охотники окружили его. Пистолет дал осечку. В эту же секунду как будто тонкая ядовитая змея одновременно обхватила и ужалила шею, его потащили на лассо. Он не понимал, почему бог, если он все же скорее добро, чем зло, разрешает плохим людям убивать хороших, ведь в этом столько несправедливости. Вдруг оказывается, что нет никакой справедливости, что богу совершенно все равно, жив ты или мертв, твой земной путь и характер смерти его не интересуют, его интересуют только души, и если душа родилась на свет, ее уже не может не быть. Это устраивает бога, а если не устраивает кого-то еще, то кто не спрятался – бог не виноват.

Вдруг свет ударил с неба. Лучи патрульной машины рассекли темноту, по камням засвистели пули. Охотники страшно заголосили, лассо ослабло. Машина опустилась, и высунувшийся в окно сержант крикнул:

– Товарищ майор, я же волнуюсь!

Они припарковались к порту Центра Восстановления, майор открыл купол машины и кинулся к двери.

– Товарищ майор, все же хорошо, вы живы, зачем нам сюда?

Майор не отвечал.

«Центр работает с восьми часов, – произнес механический голос, – мы ждем вас утром».