Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - [22]

И последнее. Сегодня почему-то об этих людях, которые или боролись с советской системой, или предпочитали умереть в знак протеста против нее, мы почему-то забыли.

Декабрь 2017 года

Почему реабилитация большевистского ЧК стала неизбежной

Антикоммунистическая революция в России захлебнулась

И такое бывает. Пришел на шоу Владимира Соловьева (27.12.2017 г.) с верой, что все же в 1991 году состоялась желанная для меня антикоммунистическая революция в России, что мы наконец-то отделили национальные ценности от идеалов Октября. А ушел после задиристого спора с телеведущим о сущности Конституции 1993 года с сознанием того, что я был слишком оптимистичен в оценке тех перемен, которые произошли в моей стране в 1991 году. Если тогда и была, хотя бы по символам, антикоммунистическая революция, то к 2017 году, к моменту празднования столетнего юбилея создания ВЧК, от августовской революции 1991 года мало что осталось.

Да, и во время перестройки, и в переломный 1991 год было много того, что грело мою душу, по определению Пятого управления КГБ – душу «антисоветчика Ципко». И прежде всего – поразительный успех моих статей в журнале «Наука и жизнь», которые расходились в конце 1988 и в начале 1989 года многомиллионными тиражами, где я обратил внимание на азбучные истины коммунизма, на то, что сталинский «большой террор» был всего лишь следствием воплощения в жизнь марксистского учения о необходимости «плебейской» расправы с «отжившими классами». Справедливости ради надо сказать, пока я жив, о том, что эти статьи были написаны по инициативе Рады Аджубей, дочери Никиты Сергеевича Хрущева.

Укрепляло мой белый оптимизм и то, что государственным флагом новой, как тогда всем казалось, навсегда демократической России стало знамя добровольческой армии Антона Деникина. Складывалось ощущение, что мы наконец-то сумели отделить ценности российской государственности от ценностей ленинской гвардии. И самое главное, что, на мой взгляд, свидетельствовало об освобождении страны от коммунизма, так это возвращение права на историческую память, права на знание правды об Октябре, об ужасах чекистского террора, о безумных жертвах так называемых «успехов социалистического строительства». Мне тогда казалось, что после того как русские прочитают запрещенные в СССР «Окаянные дни» Ивана Бунина или «Несвоевременные мысли» Максима Горького, прочитают сборник «Из глубины», дневники Зинаиды Гиппиус, Владимира Короленко, Михаила Пришвина, они никогда уже не будут смотреть на Октябрь советскими глазами.

И, сохраняя в своей душе этот радужный образ антикоммунистических перемен начала 90-х я, как и многие представители интеллигенции, очень болезненно воспринял, по сути, реабилитацию ЧК, которая прозвучала в интервью Александра Бортникова «Российской газете» (26.12.2017). Все дело в том, что в этом интервью нынешний руководитель ФСБ Александр Бортников смотрит на историю своей организации, особенно на все, что связано с ЧК и НКВД, глазами советского человека, человека, исповедующего советские ценности и глубоко убежденного, что по-другому, без большевиков и без деятельности созданной ими ЧК, Россия не смогла бы сохраниться в ХХ веке. Скажу сразу: на самом деле в этом интервью оправдывается не столько ЧК, сколько ленинский «великий Октябрь» и стоящая за ним марксистско-ленинская идеология.

И я действительно до своего спора с Владимиром Соловьевым считал, что Александр Бортников как руководитель Службы безопасности уже якобы новой, некоммунистической России, допустил политическую ошибку, настаивая на преемственности своей организации с созданной Лениным 20 декабря 1917 года ЧК. На мой взгляд, сегодня Александру Бортникову надо было говорить о прямо противоположном, что не может быть ничего общего между ЧК, ленинским «карающим мечом революции», между организацией, которая служила делу борьбы с врагами большевизма и воплощала в жизнь марксистское учение о «революционном терроре», и нынешней Службой безопасности, которая по конституции новой России должна была бы защищать прямо противоположные ценности, должна была бы защищать несомненное право человека на жизнь, на достоинство, на ценности свободы. Ведь мы сегодня живем в новой России, в которой, согласно Статье 2 нашей Конституции «человек, его права являются высшей ценностью», мы живем в стране, где, согласно Конституции, «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Ведь ЧК Дзержинского была создана совсем в другой стране, где, как говорил вождь и архитектор Октября Лев Троцкий, главным завоеванием революции является ее право «на жизнь ее граждан», право физического уничтожения врагов революции. ЧК возникла в тот момент, когда друг и соратник Владимира Ленина Григорий Зиновьев говорил, что те «десять миллионов, которым мы, большевики, не имеем, что сказать, должны быть уничтожены». Как же, с моей непросвещенной точки зрения, можно забывать о той идеологии, которая стояла за созданием ЧК, об исходной античеловеческой сути этой организации?

Честно говоря, интервью Александра Бортникова меня насторожило еще и потому, что, как я помню, нынешний руководитель государства Владимир Путин еще 10 лет назад в своем выступлении у Поклонного креста на Бутовском полигоне прямо осуждал ЧК и НКВД, говорил о том, что оно во имя пустых идеалов уничтожало «цвет нации», уничтожало сотни тысяч, миллионы людей, и прежде всего людей с «собственным мнением». То есть еще 10 лет назад руководство нашей страны говорило о том, что органы ЧК – НКВД, конечно по приказу руководства страны, проводили политику геноцида против собственного народа. А сегодня, оказывается, как свидетельствует интервью Александра Бортникова, мы ищем родство нынешних служб безопасности с ЧК, которая, как я сказал, занималась геноцидом против цвета нации, против образованной, мыслящей, креативной, успешной России. Борьба ЧК с саботажем – это была политика физического уничтожения не только русского чиновничества, русских учителей, профессоров, всех тех, для кого были чужды идеалы Ленина и Троцкого, но и борьбой с образованной Россией, с ее интеллектуальным и даже, может быть, генетическим ядром.