Почему ты не пришла до войны? - [27]

Шрифт
Интервал

Одна за другой вещи появлялись на свет.

В самом верхнем ящике лежали тряпичные сумки цвета хаки, одна из них была четырехугольной формы, около десяти сантиметров в длину. Ее прошили по краям большими, неровными стежками. Внутри хранились иглы, лоскутки, нитки и черные шнурки.

В другой сумке, двадцати сантиметров в длину и пятнадцати в ширину, тоже цвета хаки, лежали бинт, шелковый лоскут и продовольственные карточки со знаком СС и надписью «Бухенвальд».

В следующей, самой маленькой, я обнаружила брошку, правда, без драгоценного камня — осталась только золотая окантовка, напоминавшая о том, что в ней было и чего нет теперь. В ящике валялось еще много таких сумочек, и в каждой — брошки без камня.

В кучу с порванными, заплесневелыми сумками были свалены коричневые бумажные пакеты, грубые и измятые, словно раскопанные археологами свидетельства прошлых времен: пожелтевшие, рваные страницы с адресами, исписанные географические карты и множество вырезок из газетных объявлений о поиске родственников. Многочисленные названия мест расселения диаспоры: в России, Америке, Англии, Франции, странах Восточной Европы — неразбериха языков, писем, открыток, почтовых марок и конвертов.

В среднем ящике тоже хранились сумки, но другие: там были пластиковые пакеты из разных магазинов, в том числе «Микулински», «Машбир», «Колбо Шалом» и «Мазкин». В этих пакетах лежали результаты анализов крови, мочи, стула, электрокардиограммы из различных лабораторий, письма с врачебными диагнозами и набор обезболивающих средств — частично для тела, частично для души.

В следующем ящике обнаружилась толстая, выцветшая папка с удостоверениями и документами, открывавшими неизвестные детали о жизни Елены: место рождения в безвестной польской деревушке, адрес проживания в Кракове, аттестат с отличием из Венской школы медсестер, почетная грамота за работу акушерки в больнице, учебники иврита из ульпана при «Йехуде», лагере беженцев близ Тель-Авива, и первая тетрадь, в которой новоприбывшая иммигрантка написала: «Я — Елена, я приехала в страну своих отцов. Шалом, папа, шалом, мама, шалом, пустота».

В папке находились также свидетельство о браке, свидетельства о смерти и свидетельство о рождении дочери, первый паспорт, полученный Еленой в Австрии, подтверждавший, что у нее нет гражданства, иммиграционная карточка и жалобы в конторы и суды на темы справедливости и общественного здравоохранения, ее медицинские справки с различными диагнозами: дифтерит, шумы в сердце, аппендицит, а также обморожение ног и мизинца правой руки по причине тяжелой работы в нечеловеческих условиях.

В самом нижнем, последнем ящике были сложены вместе молитвенный платок, кипа, молитвенник и Библия; рядом Елена положила белый конверт с долларовыми купюрами, номерами банковских счетов и могил членов семьи. В самой глубине ящика покоился старый чемоданчик на ржавом замке, сплошь покрытый паутиной. Замок не устоял под моим напором и развалился, посыпалась пыль. Чемоданчик открылся с душераздирающим скрипом, словно предупреждая любопытных о своей тайне. Скрип был оправдан. Внутри оказались личинки, черви и полосатая форма, в которой было больше дырок, чем ткани, желтая звездочка, сандалии и запах смерти.

Ноябрь 1990 года

На границе умопомешательства и духовной ясности, на пути из этого мира в иной, Елена настойчиво упрашивала:

— Пойдем со мной к шкафу, там могила.

Иногда она совсем теряла разум и требовала пойти на могилу, к шкафу.

— Мне надо туда, — говорила она каждому, кто к ней входил. — Пойдем со мной туда, — снова и снова повторяла она, указывая пальцем, кулаком или взглядом в определенном направлении. Как обычно, все думали, что она сошла с ума, и не придавали ее словам значения.


Тогда я встала и поклялась.

Я, номер паспорта: 5195513; имя матери: Елена, имя отца, которого я никогда не знала: Кубе; мое имя: Элизабет.

Я подтверждаю, что все рассказанные в этой книге истории — чистая правда, и при каждой из них я присутствовала в тот или иной день моей жизни — в те пятнадцать тысяч шестьсот дней, что я живу на этой земле. Вольно или невольно я стала свидетельницей молчания. Молчания, отчасти открытого и отчасти слышимого изнутри, отчасти кричавшего в душе и отчасти разъедавшего улицы нашего района, которое немело при свете дня и разгоралось в темноте, молчания, которое стало частью жизни Елены и частью ее смерти.

Елена смешивала фантазию и реальность, неопределенность и ясность; она стирала одни факты и создавала другие, выстраивая свой собственный мир.

Я клянусь.

Из глубин памяти всплывают картинки и случаи, друг за другом, нежданно-негаданно. Все равнозначны и равноценны при раскрытии тайны, при освобождении слова, задушенного молчанием ради того, чтобы как можно дольше вытягивать жизнь из смерти.

Если мне не удалось рассказать всю правду, если выбор историй был не слишком удачен, я прошу прощения — всю правду нельзя ни предъявить, ни опровергнуть. То, что однажды увидел, невозможно подтвердить даже самыми убедительными и безоговорочными доводами.

Но может, кто-нибудь, сосед, прохожий, друг или незнакомец, призадумается и поймет, о каком молчании здесь было рассказано.


Рекомендуем почитать
Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.