Почему так важен Оруэлл - [4]

Самым удивительным в его независимости было то, что ему приходилось ей учиться, ее добиваться, ее завоевывать. Его воспитание и его врожденные склонности по всем свидетельствам делали его от природы тори и даже кем-то вроде мизантропа. Конор Круз О’Брайен, известный критик Оруэлла, однажды написал об Эдмунде Бёрке, что сила его заключается во внутреннем его конфликте:

«Противоречивость позиции Бёрка обогащает его речь, расширяет диапазон ее выразительных средств, возвышает ее пафос, усиливает ее образность и делает возможным эту странную апелляцию к „человеку либеральных нравов“. В этой интерпретации секрет его способности проникать в суть процесса [французской] революции частично объясняется подавленной симпатией к этой революции в сочетании с интуитивным пониманием разрушительных возможностей контрреволюционной пропаганды, столь сильно воздействующей на устоявшийся порядок в родной его земле… силы революции и контрреволюции для него существовали не только в большом, внешнем, но и во внутреннем его мире…»

Если поменять кое-что местами, очень похоже на случай Оруэлла. Он вынужден был подавлять в себе недоверие и нелюбовь к бедным, отвращение к толпам «цветных», которыми кишела империя, подозрительность к евреям, неловкость в отношениях с женщинами и антиинтеллектуализм. Он учился самостоятельно, учился теории и практике, иногда — с излишним педантизмом, и смог стать великим гуманистом. И лишь одно из врожденных его предубеждений — одна мысль о гомосексуализме заставляла его вздрагивать — во всей видимости оказалось неподвластно процессу самоусовершенствования. Но даже это «извращение» он часто изображал как результат жестокости судьбы или уродство, вызванное неестественными для человека, ужасными условиями; его отвращение было направлено на «грех», а не на «грешника» (когда он не забывал делать это фальшивое разграничение). (Существуют некоторые намеки на то, что частично виной этому был некий неудачный опыт, полученный в иноческой среде британской частной школы).

Так, Оруэлл, который считается человеком, символизирующим все английское не в меньшей степени, чем ростбиф и теплое пиво, родился в Бенгалии и первую свою работу опубликовал на французском. Оруэлл, который никогда не любил Шотландию и шотландский культ, построил свой дом на Гебридских островах (по общему мнению, необитаемых) и оказался одним из немногих писателей того периода, предугадавших потенциальную силу шотландского национализма. Оруэлл, который в юности мечтал всадить штык в кишки бирманского жреца, становится защитником независимости Бирмы. Сторонник равноправия и социалист, в то же время он раздумывает о вреде централизации и государственной собственности. Человек, ненавидящий милитаризм, поддерживает войну ради спасения страны. Брезгливый анахорет, выпускник частной школы ночует под открытым небом в компании босяков и уличных женщин и заставляет себя терпеть в ночлежках клопов и нечистоты. Самое неожиданное в этом его дауншифтинге состоит в том, что осуществлен он был с сознательной самоиронией, но без тени религиозного самоуничижения или смирения. Враг ура-патриотизма и агрессивного христианства был лучшим автором, писавшим о патриотической поэзии и литургической традиции.

Эти творческие метания, помноженные на с трудом обретенную уверенность в собственных убеждениях, позволяли Оруэллу проявлять необычную прозорливость не только по поводу всяких «измов» — империализма, фашизма, сталинизма, — но и разбираться во многих темах и вопросах, и сегодня не дающих нам покоя. Перечитывая собрания его сочинений, погружая себя в обширный новый материал, собранный в образцовом труде профессора Питера Дэвидсона, я чувствовал, что нахожусь в обществе писателя, все еще необыкновенно современного. Вот несколько тому примеров:

— его работы об «английском вопросе»[6], а также на схожую тематику, включающую региональный национализм и европейскую интеграцию;

— его убежденность в важности языка, предвидение того, что многие современные дебаты будут строиться на основе использования наукообразного жаргона, бюрократизмов и с учетом «политкорректности»;

— его интерес к народной или популярной культуре и к тому, что сегодня называется «культурологией»;

— его увлеченность проблемой объективности и доказательности истины — центральной проблемой дискуссии, сегодня предлагаемой нам теоретиками пост-модернизма;

— его влияние на развитие художественной литературы, включая романы так называемого течения «рассерженных молодых людей»[7];

— его тревоги об окружающей природной среде, о том, что сегодня признается экологическими проблемами;

— его активное беспокойство по поводу опасности гонки ядерных вооружений и наличия ядерных держав.

Этот список совсем неполон. В нем есть один зияющий пробел: относительное равнодушие Оруэлла к США как к укрепляющейся господствующей культуре. Но даже здесь он сумел сделать несколько интересных наблюдений и прогнозов, и его работы нашли благодарного читателя среди тех американских авторов, которые ценят английскую прозу и политическую честность[8]. Первым вспоминается Лайонел Триллинг, которому принадлежат несколько острейших наблюдений насчет Оруэлла. Прежде всего необходимо сказать, что он — Оруэлл — был очень скромным человеком, потому что скромность требовалась ему во многом: «Если вы спросите меня, что он защищал, что собой воплощал, мой ответ будет: добродетель не быть гением, добродетель обращаться к миру, вооружившись лишь простотой, прямотой, честностью и интеллектом, и уважение к сильным качествам человека и к проделанной им работе… Он не был гением — какое облегчение! Это воодушевляет! Потому что благодаря этому понимаешь: то, что было сделано Оруэллом, может быть сделано любым из нас».