Почему «сталинские соколы» воевали хуже Люфтваффе? «Всё было не так!» - [7]

Воспоминания А.П. Иванова – бывшего командира отделения 110-го отдельного мотоштурмового инженерно-саперного батальона – целиком относятся к 1945 г., к действиям войск 1-го Украинского фронта в Висло-Одерской и Нижне-Силезской операциях. И что же? Вот рубеж второй и третьей декад января 1945-го, центральная Польша. Южнее Петрокова (Пётркува-Трыбунальски) «запомнился сильный орудийный огонь, который вели немцы, и налет бомбардировщиков в сопровождении истребителей [и за те и за другие Иванов принял FW190F или G, сбрасывавшие бомбы, но внешне неотличимые от истребителей. – А.С. ]. Дорога превратилась в кладбище разбитой техники и повозок. Гибли и получали ранения многие бойцы». Через несколько дней, близ реки Варта, «юнкерсы» и «мессершмитты» [на самом деле все те же FW190F или G. – А.С. ] снижались до бреющего полета, расстреливая все живое. Наших самолетов почему-то не было…».

Вот конец января 1945 г., Нижняя Силезия. На подступах к Одеру «активно действовала немецкая авиация, хотя, судя по нашим газетам, она была уже практически полностью уничтожена». При наведении 27–28 января переправы через Одер у Штейнау то и дело «налетали самолеты и почти в упор забрасывали строившийся мост небольшими бомбами, обстреливали саперов из пулеметов» – а «нашей авиации не было». «А ведь шел январь сорок пятого. Считай, конец войны, а мы без поддержки авиации под огнем вперед пробивались…»

Вот февраль 1945 г., Нижняя Силезия. При наступлении от Одера к реке Бобер «очень часто, иногда по несколько раз в день, над колонной появлялись немецкие самолеты. Они бомбили и на бреющем полете расстреливали все движущееся. […] Дорога от этого становилась еще более забитой: погибшие и раненые солдаты, лошади, разбитые автомашины, повозки, в асфальте огромные воронки». И только после этого над наступающими частями наконец-то появилось истребительное прикрытие31…

Еще 30–31 мая 1944 г., в начале немецко-румынского наступления под Яссами, как FW190F и G, так и Ju87 удавалось «безнаказанно» наносить удары по советским войскам и в условиях активного противодействия крупных сил истребителей32.

«Скажу прямо, немецкая авиация, когда позволяла погода, налеты совершала часто, – подчеркивает В.П. Устименко, воевавший в августе – октябре 1944 г. на Ленинградском фронте пулеметчиком в 188-м стрелковом полку. – Другое дело, что безнаказанными фрицы не оставались. Отбомбятся, обстреляют нас, глядишь, в воздухе уже советские истребители. Начинается бой, и, как правило, немцы несли потери. Только нам от этого не легче. Тройка-пятерка «Хейнкелей» или «Юнкерсов» порой десятки трупов оставляли. Потери от немецкой авиации мы несли до осени сорок четвертого» (а 10 октября 1944 г. Устименко навсегда убыл с фронта по ранению. – А.С. )33.

Конечно, в целом по сравнению с 1941–1943 гг. действия немецкой ударной авиации в конце войны стали менее интенсивными. Но именно в целом (отнюдь не на всех направлениях и не во всякое время), именно по сравнению с 1941–1943 гг. и именно менее интенсивными (а не почти прекратившимися). И причиной тому было отнюдь не только противодействие советских истребителей, но и значительное уменьшение численности сил люфтваффе на советско-германском фронте, а в последние месяцы войны – и нехватка топлива. Показательна выборка свидетельств фронтовиков из сухопутных войск Красной Армии, образованная ответами тех трех человек, которым задал соответствующий вопрос публикатор воспоминаний ветеранов Великой Отечественной А.В. Драбкин. Бывший командир минометной роты 144-го гвардейского стрелкового полка 49-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го, а затем 2-го Украинского фронта В.В. Войцехович просто указал, что «в конце войны бомбежки уже были редкостью». Заявлением о том, что «с 1944 г. вражеская авиация вообще перестала интенсивно летать», ограничился и бывший командир батареи 1362-го зенитно-артиллерийского полка 25-й зенитно-артиллерийской дивизии 1-го Украинского фронта Р.З. Садрединов). Но вот воевавший в 1943–1944 г. на 3-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах командир батареи 62-го гвардейского минометного полка Ю.Н. Новиков, отметив, что немецкой авиации «постепенно стало поменьше, наших самолетов стало побольше, научились отгонять, сбивать», подчеркнул тем не менее, что «она всегда беспокоила». Что люфтваффе не удалось нейтрализовать до конца войны, фактически признал и еще один респондент А.В. Драбкина – служивший в 1944–1945 гг. старшиной батальона в 36-й танковой бригаде 11-го танкового корпуса 1-го Белорусского фронта Н.А. Гужва. Рассказывая о боях под Франкфуртом-на-Одере в феврале 1945-го, он тоже сначала заметил, что, «если в начале войны авиация немецкая действовала сильно, под Ржевом над нами кружили и делали месиво, то в конце войны я не чувствовал, что она есть». Но тут же вспомнил: «Хотя вот здесь, когда наша часть была впереди, ночью пришла корпусная артиллерия и заполнила населенный пункт, а утром поднялись – их разбомбили в пух и прах, горели машины…»34.

Неспособность немецких истребителей надежно прикрыть в последние месяцы войны свои войска от ударов советской авиации также должна быть объяснена в первую очередь факторами, от качества советских ВВС не зависевшими, – «значительным численным неравенством», «хронической нехваткой горючего» и гибелью опытных летчиков не только на Восточном, но и на других фронтах Второй мировой35.