Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя - [109]

Ягода: Какие склоки, каких людей? Скажите, какие интриги?

Заковский: А как вы вышибали т. Евдокимова, Акулова?

Ягода: Это не я вышиб, его сняли по директиве ЦК.

Заковский: Вы очень часто, т. Ягода, в своих директивах ссылаетесь на директивы ЦК.

Ягода: И не без оснований.

Заковский: Иногда без оснований…»

Однако Заковский обвинил Ягоду не только в интригах и «выдвижении своих людей – пусть немножко шпион, как Сосновский, подозрительный немножко, но свой человек, который не выдаст. Пусть немножко дурак, как Матсон, но который тоже не выдаст, будет на вас ориентироваться». Молчанов, который был в отряде Трофимовского, пусть был арестован, сидел за фальшивые деньги, но он кричит ура в пользу начальства, и таких немало. Вот для периферии вы удачно приспособили Миронова для всех этих экзекуций, для «избиения младенцев». Миронов сам мне говорил: «Надоели мне эти самые карательные экспедиции, эти выезды» <…>

В погоне за эффектами дела троцкистов и зиновьевцев были заброшены и не разрабатывались… Когда я об этом сказал Ягоде, то он тогда заявил: «Какие там троцкисты, какие зиновьевцы, у вас все какие-то новости». Тем не менее это подполье состояло из троцкистов и зиновьевцев…Когда Карев дал показания на Бухарина и вообще на правых, я сообщаю Ягоде, что Карев дал показания на Бухарина. Ягода отвечает: «Какие там показания, какие там у вас правые».

Ягода: Неверно! Я считал все время Каменева и Зиновьева виновными в убийстве.

Заковский: Я не знаю, что вы считали, а говорю как было дело. Вы спрашивали: «Какие там правые?» Я ответил: «Бухарин». Тогда вы сказали: «Вечно у вас такие дела». Я должен сказать, что очень убедительные показания давал Карев о контрреволюционной работе правых. <…> У нас в Ленинграде никакой растерянности вообще не было. Когда впервые Пригожин дал показания на Радека, вы тоже растерялись. Не верили?

Ягода: Я потребовал Пригожина в Москву.

Заковский: Кого вы потребовали в Москву? Вы меня потребовали в Москву и сказали: «Что у вас такие жуткие документы?» Документы действительно жуткие, но документы оказались верные. <…> По-моему, товарищи, дело не в Молчанове. Наша система исключает то, чтобы один человек, в аппарате работая, мог бы у себя концентрировать оперативный материал и скрывать его от партии, от руководства НКВД, от страны. Здесь была целая линия контрреволюционных действий. <…>

Здесь не один Молчанов виноват… Это подлежит детальному выяснению. А если допустим, только один Молчанов, если только Молчанов, Сосновский, Венецкий и ряд других шпионов сидели в аппарате государственной безопасности, за это тоже надо ответ держать, ибо за наши преступления наша страна несет большой ущерб в нашем социалистическом строительстве, а наша партия расплачивается жизнью лучших людей».

Яков Агранов (Соренсон) тоже признал свою ответственность за то, что «проглядели возникновение и развитие антисоветского троцкистского заговора», и выдвинул собственную версию: «Причина заключается в том, что мы были оторваны от партии, тщательно отгорожены от ЦК нашей партии». Конечно, такое объяснение было чистой воды демагогией и на последовавший вопрос: «Кому подчинялся Молчанов?» – Агранов был вынужден признать:

– Молчанов был формально подчинен мне, как заместителю наркома. Но на деле Молчанов непосредственно подчинялся народному комиссару т. Ягоде. В свое время само назначение Молчанова начальником СПО поразило не только меня, но и всех чекистов, так как мы его считали одним из самых отсталых, одним из самых бездарных работников всей периферии.

Ягода отреагировал на этот пассаж почти язвительно:

– Хоть раз вы мне об этом что-нибудь говорили?

Безусловно, Агранову не было смысла вступать в прямую конфронтацию с бывшим шефом, но он не мог и взять все на себя и тоже уколол Ягоду:

– Должен сказать, что определенное неверие в дело, в особенности в показания Дрейцера, Пикеля, Рейнгольда и Эстермана, давшие основу для раскрытия троцкистско-зиновьевского заговора, проявил и т. Ягода.

Ягода: В протоколах моей рукой все написано, можно прочитать.

Агранов: Вы на протоколе допроса Дрейцера, где было сказано, что существовал московский центр, написали: «Неверно». В том месте протокола, где было сказано о получении Дрейцером письма от Троцкого, вы написали: «Не может быть»…Молчанов также встретил эти протоколы в штыки. <…> Сопротивление Молчанова мы при помощи т. Ежова сломали. В следствии активнейшее участие приняли тт. Миронов, Люшков, Слуцкий, Берман, Дмитриев и дело было развернуто в полном объеме».

С критики Ягоды начал выступление и нарком внутренних дел Украины Всеволод Балицкий. Напомнив об аресте на Украине еще в 1934 году большой троцкистской организации, возглавляемой бывшим заместителем председателя Совнаркома и председателем Госплана Украины Коцюбинским, Балицкий говорил:

«– И уже тогда, по показаниям ряда лиц мы имели сигналы, как о тактических установках всесоюзного троцкистского центра, так и об отдельных персонах, входивших в его состав. Прежде всего, в показаниях профессора Наумова… Еще в сентябре 1934 г. были прямые указания на Пятакова. Были указания на то, что Коцюбинский поддерживал до 1932 г. связь со Смилгой и Преображенским, а потом… получал руководящие указания непосредственно от Пятакова до самого последнего времени, т. е. до 1934 года. <…> Второй, очень крупный сигнал. В октябре 1934 г. агентура показала относительно того, что член той же самой троцкистской организации, профессор Раппопорт-Дарнин заявлял: