Почему море соленое - [22]

Конечно, кому-то надо всем этим заниматься. Вчера тот же Бойко грязные носки под подушку сунул. Говорю: «Ведь ты же дышать всем этим будешь». Улыбается нахально: «А может, мне нравится?» Ну что ты с ним сделаешь?

А старшина то и дело напоминает:

— Требовательности мало проявляете, Соколов. Боитесь вы, что ли, своих подчиненных?

Я твержу:

— Так ведь свои же ребята.

— Вы что, решили поиграть со мной? Заладили одно и то же, как испорченная пластинка. А мне они чужие, что ли? Ведь все, что мы делаем, — не просто ради службы. Ради них же самих. Вы это понимаете?

— Я-то понимаю. А вот они…

— Так внушите им! Ведь вы же обязаны их воспитывать…

Это я-то воспитатель! Чистый смех. Тоже мне, нашли Макаренко.

13

— Соколов, Пахомов! — окликнул нас старшина первой статьи Смирнов.

— Есть!

— Идите сюда.

Старательно печатая яловыми ботинками по плацу, мы двинулись к старшине и замерли, не дойдя до него на предусмотренные уставом три шага.

— Вольно. Подойдите поближе. Завтра для вас подъем в пять утра. Поедете со мной.

— Куда?

— Слушайте, Пахомов, вас здесь чему учат?

— Есть подъем в пять утра! — испуганно выпалил Игорь.

— То-то. Поедем завтра в Калининград, отправим семью одного офицера, его в Лиепаю перевели. Ясна задача?

— Так точно. Разрешите идти?

— Идите отдыхайте.

Мы отошли к курилке.

— Видал? — зло спросил Игорь. — Бесплатная рабсила — вот ты кто. Лакей. Барыня изволят-с прокатиться в Питер. Пожалуйте-с ваш саквояжик. Покорнейше благодарим за чаевые-с. Тьфу!

* * *

«Барыня» оказалась совсем не такой, какой она нам представлялась накануне. Это была женщина средних лет с усталым лицом и грустными глазами.

— Право, мне неловко, — говорила она старшине. — Но пересадка в Калининграде пугает.

На руках она держала младенца, за подол ее платья уцепились еще три пацана. Должно быть, погодки, самому старшему лет шесть, не больше.

— Зачем вы говорите все это, Анна Васильевна? — с упреком сказал старшина первой статьи Смирнов. — Укажите лучше, что грузить.

— Вот эти четыре чемодана, корзину и ванну с посудой.

— Не густо.

— Шестой раз переезжаем, — вздохнула Анна Васильевна и сунула младенцу соску.

— Бери, ребята, чемоданы. С ванной осторожнее, не побейте посуду, вдвоем тащите. А я займусь этой лапшой. — Старшина подхватил на руки старшего из пацанов. — Поедешь к папе?

— На корабле ходят, а не ездят, — серьезно сказал мальчик.

— Э, да ты, брат, ученый морячина, — засмеялся старшина.

Поезд еще не подали, мы выгрузились на перроне.

Сыпал мелкий дождь. Анна Васильевна ушла со своим выводком в вокзал. Мы закурили.

— Вот так, профессора, — сказал старшина, — усвоили?

— М-м-да, ситуация.

— А я вам, Пахомов, вчера взыскание хотел всыпать за «барыню» и за «лакея».

— Однако у вас слух, товарищ старшина.

— Не обижаюсь. А вы запомните.

— Запомним. Без «фитиля».

— Прогрессируете, Пахомов. Отрадно.

— Товарищ старшина, скажите, за что вы меня так не любите?

— С чего это вы взяли? Я вас просто обожаю. Вас и Строевой устав.

— Вот опять смеетесь.

— Самое главное, Пахомов, обладать чувством юмора и здоровым аппетитом. Плюс иметь парочку извилин под черепом.

— А вы не ставите себе задачей распрямлять эти извилины? — спросил я.

— Вы это серьезно, Соколов? — насторожился старшина.

— Вполне.

— Я был о вас лучшего мнения. — Старшина вздохнул.

— Благодарю вас.

— Не обижайтесь. Я действительно думал, что вы серьезнее. У вас за плечами нелегкая жизнь.

— Откуда вы знаете?

— Мне по уставу положено знать о вас все. А устав, как вы уже изволили заметить, я выполняю… Вот и поезд. Грузимся.

Вагон был старенький, довоенного образца. «Не очень-то уютно тут с детьми», — подумал я.

Но Анна Васильевна не жаловалась. Она принимала и этот переезд, и все предыдущие как должное, говорила обо всем спокойно и рассудительно.

— Пока ребятишки в школу не ходят, можно ездить. Квартиру нам дают, работу найду, учителей в Лиепае тоже не хватает.

Разве у нее жизнь легче, чем у геолога? Интересно, что ее заставляет вот так ездить с места на место?

— Как что? Я же морячка. Такая уж у нас служба.

Она сказала «у нас». Просто и естественно. Покорность судьбе? Вряд ли. По-моему, она не мыслит иначе. Даже удивилась моему вопросу. Старшина прав, мы еще сопляки, до нас многое не доходит.

— Вы знаете, я туда второй раз еду. В оккупации там была. Отец у меня тоже служил на флоте. Когда началась война, корабли снялись с якорей и ушли. Ну, а семьи остались. Кто мог, выбрался, а мы не успели. Мама тогда тяжело болела. Хлебнули лиха. Нет, это не может, не должно повториться. Они, — Анна Васильевна указала на прилипших к окну ребятишек, — они не должны этого знать.

Странно, что эти же слова я слышал много раз по радио, читал в газетах, но только сейчас смысл их стал доходить до меня. Я, кажется, понимаю, почему Анна Васильевна не жалуется.

Поезд на Лиепаю ушел в одиннадцать, а на Балтийск отправлялся в пятнадцать. У нас оставалось целых четыре часа.

— Мне надо заехать в одно место, а потом побродим по городу, — предложил старшина.

— А вы не знаете, где тут Королевский замок? — спросил я.

— Есть такой. Недалеко. А почему именно он вас интересует?

— У него там отец был ранен, — сказал Игорь.