Почему любовь ранит? Социологическое объяснение - [123]

Охлаждение желания и слабость воли. Ирония, страх перед обязательствами, неоднозначность и разочарование — все основные темы этой книги и важнейшие элементы познания любви — представляют собой четыре основных компонента того, что я назвала деструктуризацией воли и желания, чья ориентация сместилась от формирования прочных связей к формированию охлажденной индивидуальности. Все четыре компонента объединяет тот факт, что они выражают трудность мобилизации целостности личности в ее желании, направленном на другого человека, утверждение независимой индивидуальности в глубочайших тайниках субъективности и более общее охлаждение страсти. Более того, изменилась способность активизировать желание, остановиться на его объекте и приобщиться к культуре любви. Изменилась сама интенсивность желания и способы его проявления личностью. Во-первых, в условиях большего выбора желание опирается на высоко познаваемые формы самоанализа и самокритики. Во-вторых, сравнения между различными возможными вариантами ослабляют сильные эмоции. В-третьих, желание теперь осуществляется в культурной среде, где господствует процедурализм, т. е. абстрактные и формальные правила, согласно которым следует развивать отношения с партнерами и осуществлять свою собственную эмоциональную жизнь. В-четвертых, тогда как в прошлом желание подчинялось экономике дефицита, теперь оно руководствуется экономикой изобилия, вызванной как сексуальной нормативной свободой, так и коммерциализацией секса. Наконец, поскольку желание переместилось в область воображения, возможность его поддерживать в реальных взаимоотношениях оказывается под угрозой. В определенном смысле желание становится одновременно и более слабым, и более сильным: слабым, поскольку оно не поддерживается волей — выбор, скорее, ослабляет, чем подстегивает волю, — и сильным, когда оно перемещается в викарную сферу виртуальных и замещающих отношений.

Таким образом, эта книга может показаться обвинительным актом любви в эпоху модернизма. Но было бы более полезно расценить ее как попытку противостоять господствующим взглядам на то, что мужчины психологически и биологически, по сути своей, неспособны к установлению связей и что женщинам лучше изменить свою психическую структуру, чтобы найти и сохранить любовь. На самом деле биология и психология — как способы объяснения и легитимации трудностей романтических отношений — являются лишь частями проблемы, а не ответом на них. Если эмоциональное неравенство мужчин и женщин предусматривается биологией, эволюцией или неадекватным психическим развитием, то эти различия в значительной степени усиливаются и до некоторой степени оправдываются культурой и институтами модернизма, что наиболее заметно благодаря изменению моделей экономического выживания, коммерциализации секса, нормативной свободе и равенству между мужчинами и женщинами. Таким образом, терминология Марса и Венеры, с помощью которой мы пытались объяснить и смягчить наши различия, очевидно, не годится; на самом деле она служит лишь для дальнейшей натурализации культурных различий между мужчинами и женщинами. Такая терминология предполагает, что мужчины и женщины кардинально отличаются друг от друга, что мужчинам нравится решать проблемы, в то время как женщинам нравиться получать признание, и что решение состоит в том, что мужчинам следует прислушиваться к женщинам и признавать их значимость, в то время как женщинам следует уважать потребность мужчин в независимости. Может показаться, что это обеспечивает растерянным мужчинам и женщинам полезный способ ориентироваться в море гендерных различий, но во многих отношениях это лишь укрепляет мнение об эмоциональной ущербности мужчин и о том, что женщины нуждаются в исправлении их эмоционального облика.

Разумеется, это не означает, что мужчины и женщины не должны нести личную ответственность за свои действия. Эта книга никоим образом не умаляет и не обесценивает понятия личной ответственности и подотчетности в межличностных отношениях. Напротив, она утверждает, что лучшее понимание совокупности факторов, воздействующих на мужчин и женщин, может помочь избежать бремени чрезмерной ответственности и лучше определить границы личной и этической ответственности. В связи с вышесказанным критически настроенный читатель, как и многие, прочитавшие эту книгу, несомненно, захочет узнать, каковы мои политические рекомендации. Одно из основных нормативных допущений, которые стоят за этой работой, заключается в том, что потеря страсти и эмоциональной глубины является важной культурной потерей и что охлаждение эмоций может сделать нас менее уязвимыми для одних, но при этом сильно затруднить наше страстное увлечение другими. Я присоединяюсь к мнению Кристы Неринг и Джонатана Франзена о том, что страстная любовь подразумевает боль и что такая боль не должна нас терзать. Как прекрасно выразился Франзен: «[Б]оль ранит, но не убивает. Когда вы рассматриваете альтернативу — безболезненную мечту о самодостаточности, подстегиваемую технологией, — боль оказывается естественным результатом и естественным показателем того, что вы живы в этом невосприимчивом мире. Пройти через жизнь безболезненно — значит и не жить совсем»