Поцелуй теней - [11]

Он точно моего роста, и потому кажется с первого взгляда хрупким, но тело, выглядывающее из-под черной одежды, которую он сегодня натянул, смотрится твердым и мускулистым. Он гибок, подвижен. И еще я знаю, что на спине и плечах у него ожоговые рубцы, как белые мозоли на щелке кожи. Они появились когда один рыбак сжег его тюленью шкуру, Роан был из шелки – тюленьего народа. Когда-то он мог натянуть тюленью шкуру и стать тюленем, потом скинуть ее и снова стать человеком – то есть принять облик человека. Но однажды один рыбак нашел его шкуру и сжег. Эта шкура не была просто магическим приспособлением для превращений. Она даже не была частью Роана, она была им самим, – как его глаза или волосы. Я никогда не слышала, чтобы человек-тюлень мог выжить после разрушения своей второй личности, но Роану повезло. Выжить-то он выжил, но облик менять уже не мог. Он был обречен навеки оставаться на суше, никогда не видеть второй половины своего мира.

Иногда ночью я обнаруживала, что кровать пуста. Если это бывало у меня, он смотрел в пустоту через окно. Если у него, он глядел на океан. Роан никогда не будил меня, не просил пойти с ним. Это была его личная боль, которой не делятся. Я считаю, что это справедливо, потому что за два года нашей связи я ни разу не снимала гламор полностью. Роан не видел шрамов от дуэли – эти раны ясно сказали бы, что я близка к сидхе. Пусть я безнадежна в боевых заклинаниях, но вряд ли кто при обоих Дворах лучше меня владеет гламором. Это мне помогает скрываться, но и только. Роан не мог бы пробить мои щиты, но он знал, что они есть. Он знал, что даже в миг освобождения я что-то сдерживаю. Будь он человеком, он спросил бы, почему так, но он человеком не был и не спрашивал. Как и я не спрашивала его о зове волн.

Человек не смог бы не попытаться сунуть нос, но человек не мог бы и сидеть спокойно, пока другой мужчина возится с грудью его любовницы. В Роане не было ревности. Он знал, что для меня это ничего не значит, а потому для него тоже не значило ничего.

Единственной, кроме меня, женщиной в комнате была детектив Люсинда (называйте меня просто Люси) Тейт. Мы с ней работали над некоторыми делами, где преступник не был человеком и обычных подставных агентов из полиции околдовывал, сводил с ума или просто убивал. Привлекать Джереми и нас всех в качестве временных сотрудников полиция начала сразу после распространения действия Закона о разрешении магии на полицейскую работу. Дело в том, что все мы обладали нужными умениями и были идеальны для работы, на которую копов-немагов пришлось бы натаскивать долго и дорого. Нечто вроде чрезвычайных помощников, которых привлекают в чрезвычайных обстоятельствах. Закон о разрешении магии – только из-за него я оказалась детективом, так сказать, прямо с колес, не тратя долгих часов на обучение, без которого в Калифорнии лицензию не получить.

Детектив Тейт стояла, прислонившись к стене, и качала головой.

– Ну и ну, Клейн! Неудивительно, что против тебя выдвигают обвинения в сексуальных приставаниях.

Мори заморгал, будто возвращаясь мысленно откуда-то издалека. Так выглядит человек после снятия мощного заклятия, будто только что проснулся и сон еще не кончился. Трудно переоценить способность Мори концентрироваться. Наконец он повернулся к Люси, не вынимая рук из моего лифчика.

– Я вас не понял, детектив Тейт.

Я посмотрела на нее поверх стоящего на коленях Мори.

– Он действительно не понимает.

Она улыбнулась.

– Извини за долгую возню, Мерри. Не будь он лучшим в своем деле, никто бы его не вытерпел.

– Мы редко используем подслушивание и скрытые камеры, – сказал Джереми, – но когда используем, я предпочитаю платить за высший сорт.

Тейт посмотрела на него:

– А как департамент может себе это позволить?

Мори высказался, не отрывая глаз и рук от моей груди:

– Мне случалось работать на полицию бесплатно, детектив Тейт.

– И мы это ценим, мистер Клейн.

Только выражение лица не соответствовало этим словам – лукавое подмигивание и циничная улыбка. Цинизм – профессиональное заболевание полицейских. А подмигивание – лично от Люси Тейт. Кажется, она всегда над чем-нибудь посмеивалась. Я не сомневалась, что это – защитный механизм, за которым она прячет свою истинную суть, но понятия не имела, от кого она прячется. Не мое, конечно, дело, но я должна признать за собой совершенно не фейское любопытство относительно детектива Люси Тейт. Само совершенство этого камуфляжа, сам факт, что никогда ничего не было видно за этой слегка веселой маской, вызывал желание за нее проникнуть. Я видела страдание Роана и потому могла его не трогать. Но в Люси я не видела ничего, и даже Тереза не видела, а это значило, разумеется, что детектив Тейт – парапсихик серьезной силы. Но что-то случилось в ее юные годы, что заставило ее спрятать свою силу очень далеко и даже не иметь о ней понятия. Никто из нас, впрочем, не пытался открыть ей глаза. Жизнь детектива Тейт шла как хорошо отлаженная машина, вид у Люси был вполне довольный. Если она разбередит рану, которая заставила ее спрятать силу в подполье, это все может перемениться. Прозрение может оказаться такой травмой, от которой Люси уже не оправится. Так что мы ее не трогали, но гадали, что с ней, и иногда это бывало чертовски трудно – не лезть к ней с магическими или парапсихическими штучками – просто чтобы увидеть, что получится.