Поцелуй смерти - [3]

Она снова посмотрела на второго полицейского, и ее строгий взгляд несколько смягчился. Лицо его было бе­лым как бумага, он дрожал с головы до ног, и весь его облик наглядно свидетельствовал о недавнем окончании академии.

– Полицейский Трухарт, моя помощница покажет вам, как следует обеспечивать охрану места происшествия. Отнеситесь к этому с должным вниманием.

– Да, сэр.

– Пибоди! – бросила Ева через плечо, и в тот же миг у нее в руке очутился чемоданчик со снаряжением. – Пока­жите, что вы обнаружили, Бауэрс.

– Бездомного белого мужчину. Известен под прозви­щем Снукс. Вот его лачуга.

Она указала на довольно изобретательно оборудован­ное убежище, состоящее из упаковочной клети, разрисо­ванной цветами и звездами, и увенчанное мятой крышкой из-под ящика для переработки отходов. Вход прикрывало побитое молью одеяло, над которым красовалась само­дельная вывеска с лаконичной надписью «Снукс».

– Он внутри?

– Да. В наши обязанности входит заглядывать в такие вот жилища в поисках мертвецов. Мертвее этого не бывает.

Ева поняла, что последняя фраза претендует на юмор.

– Еще бы! Ну и запашок, – пробормотала она, подой­дя ближе, где даже ветер не мог рассеять зловоние.

– Это меня и насторожило. От таких людей всегда во­няет потом, мусором и кое-чем похуже, но у этого трупа другой запах.

Ева шагнула ближе. Сквозь миазмы мочи и грязного тела она ощущала сладковатый тошнотворный запах смерти с явным металлическим привкусом крови. Но ни­чего особенного, на ее взгляд, в этом запахе не было.

– Кто-то пырнул его ножом? – спросила Ева. С тру­дом удержавшись от тоскливого вздоха, она открыла чемо­данчик. – За каким чертом? У этих бомжей нечего красть.

Впервые губы Бауэрс скривились в усмешке, но взгляд оставался холодным и неприветливым.

– Тем не менее кто-то что-то у него украл.

Довольная собой, она шагнула назад, искренне надеясь, что крутого лейтенанта изрядно потрясет зрелище за потрепанным одеялом.

– Вы вызвали патологоанатома? – спросила Ева, по­крыв руки и ботинки обеззараживающим составом.

– Осторожность прежде всего, – чопорно отозвалась Бауэрс. В ее глазах все еще поблескивали искорки злос­ти. – Я решила предоставить это отделу убийств.

– В конце концов, мертв он или нет? – Ева с отвра­щением отодвинула одеяло и, наклонившись, вошла в ла­чугу.

Зрелище смерти всегда вызывало у Евы потрясение, хотя и не такое сильное, как рассчитывала Бауэрс. Ее ни­когда не оставляло равнодушным то, что одно человечес­кое существо способно сотворить с другим. Кроме того, она всякий раз ощущала самую обыкновенную жалость к жертвам – чувство, которое стоящая рядом с ней женщи­на никогда не испытывала и потому не могла понять.

– Бедняга, – тихо произнесла Ева и присела на кор­точки для визуального осмотра.

Бауэрс оказалась права в одном – представить себе кого-либо мертвее Снукса было практически невозможно. Тело походило на мешок с костями, волосы были вскло­кочены, глаза и рот широко открыты, причем во рту оста­валось не более половины зубов, Люди этого типа редко прибегали к помощи стоматологии – и вообще медицины.

Тусклые глаза грязно-коричневого оттенка уже покры­лись пленкой. Мертвец выглядел глубоким стариком, и, даже если бы его жизнь не оборвало убийство, ему вряд ли удалось бы протянуть еще несколько лет, которые могли бы обеспечить достойное питание и врачебный уход.

Ева заметила, что его ботинки, хотя и покрытые тре­щинами и царапинами, не слишком износились. Одеяло, лежащее сбоку, тоже было не очень старым. В помещении имелись даже кое-какие безделушки – голова куклы с широко открытыми глазами, фонарик в форме лягушки, треснутая чашка с аккуратно изготовленными из бумаги цветами. Стены покрывали бумажные фигурки – деревья, собаки, ангелы, а также цветы и звезды, напоминающие те, что украшали снаружи стены импровизированного жи­лища.

Ева не нашла никаких признаков борьбы, свежих уши­бов или поверхностных ран на теле. Однако в груди его зияла дыра размером с кулак. Тот, кто прикончил старика, действовал с аккуратностью хирурга. «По-видимому, – подумала Ева, – убийца Снукса извлек у него сердце, вос­пользовавшись скальпелем».

– Вы правы, Бауэрс. Это убийство.

Ева выбралась наружу, опустив занавеску. При виде самодовольной усмешки на лице Бауэрс она стиснула ку­лаки, чувствуя, как кровь начинает стучать в ее висках.

– О'кей, Бауэрс, мы не нравимся друг другу, и тут ни­чего не поделаешь. Но вы не должны забывать, что у меня куда больше возможностей превратить в ад вашу жизнь, чем у вас – мою. Поэтому будьте благоразумны, сотрите эту гребаную ухмылку с физиономии и уйдите с дороги.

Усмешка исчезла, но взгляд Бауэрс оставался враждеб­ным.

– Устав отдела запрещает офицеру использовать бран­ные выражения в разговоре с подчиненными.

– В самом деле? Ну, можете упомянуть это в вашем рапорте, который должен быть завтра утром на моем сто­ле. В трех экземплярах. Прочь с дороги!

Десять секунд они сверлили друг друга глазами, потом Бауэрс опустила взгляд и шагнула в сторону.

Ева повернулась к ней спиной и достала сотовый теле­фон.

– Говорит лейтенант Ева Даллас. У меня убийство.