Поцелуй обмана - [55]

Я послал ему угрожающий взгляд и обратился к Гризу.

– Я пока собираю сведения. Они могут оказаться полезными для Комизара.

Гриз прищурился, подозрительно искривил обезображенную шрамами бровь.

– Что за сведения?

– Дайте мне еще неделю. Работа будет сделана, и мы встретимся там и тогда, где я назначал. А до тех пор не показывайтесь здесь больше.

– Неделю! – прорычал Финч.

Малик, воздев руку, обвел всех выразительным взглядом.

– Должно быть, приятно спать на постельке, есть горячую пищу, приготовленную на кухне, и получать – кто знает – какие еще удовольствия. Я бы с радостью поменялся с тобой…

– Одну неделю, – повторил я. – Но… я, конечно, могу доложить Комизару, что вам не хватило терпения и потому мне пришлось плюнуть на сведения, ценные для Венды.

Малик усмехнулся.

– Сдается мне, ты здесь получаешь не только сведения.

– А что еще? – надвинулся я на него.

Малик никогда не скрывал, что недолюбливает меня. Чувства были взаимными. Он завидовал особому расположению Комизара ко мне, тому, что жил я в башне крепости, а не в боковом крыле, как он. Мне же была неприятна его чрезмерная ретивость. Но он умело справлялся со своими обязанностями, был беспощаден, проницателен и предан. Не раз он прикрывал мне тылы – ради блага Венды, а не моего.

Гриз тяжелыми шагами отошел, не сказав мне больше ни слова и на ходу отвесив подзатыльник Эбену.

– Идем.

Финч глухо заворчал. У него, единственного из нас, дома осталась жена. У него были причины возражать против задержек. Мы оставили дом уже с полгода назад. Малик поскреб аккуратно подстриженную бородку и испытующе вгляделся в мое лицо, прежде чем присоединиться к остальным.

Одна неделя.

Я и сам не понимал, как отвоевал ее. Одна неделя ничего не решала. Не было никаких сведений. Не было причин для отсрочки. Через семь дней я перережу Лии горло, потому что Венда значит для меня больше, чем она. Потому что Комизар спас мне жизнь, когда всему миру не было до меня дела – он и никто другой. Я не мог не выполнить эту работу. Лия была одной из них и в один прекрасный день вернулась бы к ним.

Но сейчас у меня было в запасе целых семь дней.

Глава тридцать первая

– Неплохо бы тебе добавить малую толику кокетства: покачивай бедрами, когда войдешь с блюдом, – заметила Гвинет, стоя в кухонных дверях.

Паулина не замедлила высказать свое несогласие:

– Это священная трапеза, Гвинет.

– А еще праздничная, – парировала Гвинет, снимая с вертела на блюдо полдюжины поджаристых голубей. – А как по-твоему у Выживших родились все их Первые дочери? Бьюсь о заклад, Морриган наверняка умела покачивать своими бедрами.

Паулина округлила глаза и поцеловала пальцы, прося прощения у богов за святотатственные речи Гвинет.

Я вздохнула, преувеличенно громко.

– Лично я не собираюсь ни с кем кокетничать.

– Да ты вроде уже? – усмехнулась Гвинет.

Я не ответила. Гвинет заметила мое разочарование, как только я появилась на кухне. Рейф снова, не в первый раз, из внимательного и ласкового превратился в глыбу льда, как только мы подошли к постоялому двору. Войдя, я с силой хлопнула дверью, и Гвинет слышала, когда я чуть слышно пробормотала себе под нос «И что с ним такое?». Я попыталась отговориться, что имела в виду Энцо, но безуспешно.

– А как насчет второго, блондинчика? Что с ним не так?

– Все с ним так! Почему ты…

– Мне кажется, что глаза у него добрее, – сказала вдруг Паулина. – И голос такой…

– Паулина! – я не поверила своим ушам. А моя подруга опустила глаза выкладывая на блюда фасоль.

– Не строй из себя невинную овечку, Лия. Сама знаешь, они оба тебе нравятся. Да и кому бы не понравились?

Я вздохнула. В самом деле, кому. Но я чувствовала нечто совсем иное, чем просто симпатию. Я разложила щавель, плоды шиповника, одуванчики, мушмулу на блюда вокруг голубей – красивое съедобное гнездо. Хотя я промолчала, Гвинет с Паулиной продолжали болтать, обсуждая лучшие качества Рейфа и Кадена и того, как мне следует в дальнейшем вести себя с ними.

– Приятно, что моя дружба доставляет вам обеим столько радости.

Гвинет встрепенулась.

– Дружба? Ха! Хотя, конечно, самый надежный способ добиться расположения одного ухажера – одарить второго своей дружбой.

– Довольно, – попросила я.

В дверь, ведущую в зал, заглянула Берди.

– Готово?

Каждая из нас взяла по блюду, и мы вошли в обеденный зал, освещенный свечами. Берди сдвинула четыре столика вместе, так что получился один общий стол посередине. Гости уже сидели вокруг стола: Каден, Рейф и еще три постояльца. Остальные ушли на общую трапезу в Сакристу.

Мы поставили блюда в центр стола, и Паулина с Гвинет быстренько заняли пустующие места, оставив мне стул между Каденом слева и Рейфом, который пристроился на углу, справа. Когда я села, Рейф улыбнулся, и моя грусть тут же рассеялась, уступив место надежде. Берди заняла место во главе стола и запела поминовение. Мы все присоединились, но я заметила, что Рейф только открывает рот и шевелит губами. Он не знал слов. Неужели его совсем ничему не учили? Это была самая распространенная молитва, известная каждому ребенку. Я покосилась на Паулину, сидевшую по левую руку от Кадена. Она тоже заметила. А вот Каден пел чисто и ясно. Он был научен священным песнопениям.