Поцелуй обмана - [51]

– Я поняла, что настало время готовиться к жизни.

Ее глаза блестели. Сквозь всю боль я разглядела в них надежду – и радость. У меня сдавило горло. Впереди лежал путь, который ни одна из нас не могла себе представить.

Улыбнувшись, я вытерла щеки.

– Мне надо кое-что тебе показать.

Я поставила корзину между нами и сдернула салфетку, открыв толстую пачку морриганских банкнот – тот самый небольшой сверток, который был призван подбодрить меня. Но я не сомневалась, что брат меня поймет.

– Их привез Вальтер. Это деньги Микаэля. Он сказал, что Микаэль оставил записку с просьбой передать их тебе, если с ним что-нибудь случится.

Паулина одним пальцем потрогала толстую пачку.

– Так много за первый год службы?

– Он умело распоряжался своими сбережениями, – сказала я, не сомневаясь, что Паулина безоговорочно поверит рассказу о любой хорошей черте в характере Микаэля.

Она вздохнула, и грустная улыбка осветила ее глаза.

– В этом весь Микаэль. Мне это поможет.

Я схватила ее за руку.

– Мы все тебе поможем, Паулина. Берди, Гвинет, я – мы все…

– Они знают? – перебила Паулина.

Я покачала головой.

– Нет еще.

Но мы обе понимали, что рано или поздно Паулине придется сказать. Иная правда не хочет оставаться тайной.

Глава двадцать восьмая

Расскажи мне еще, Ама. О тепле.

О том, что было раньше.

Тепло пришло, дитя, не знаю откуда.

Мой отец повелел, и оно настало.

Твой отец был богом?

Был ли он богом? Казалось, что был.

Он выглядел, как человек.

Но был сильным сверх меры,

Его знание казалось безграничным,

Он не знал страха,

А его могущество…

Я поведаю тебе историю, дитя,

историю о своем отце.

Однажды, давным-давно, жил человек,

великий, как боги…

Но даже великие могут трепетать от ужаса.

Даже великие могут пасть.

Последний завет Годрель

Заря украсила небо розовой сахарной глазурью, и солнце начало свое восхождение на гору. По обе стороны дороги толпились люди – весь Терравин высыпал, чтобы посмотреть процессию, открывавшую святые дни. Над толпой висела тишина, исполненная благоговения, как если бы сами боги стояли среди нас. Как знать, может быть, они и стояли.

Праздник Избавления начался. На дороге стояли десятки женщин, девушек, девочек, старых и юных, одетых в лохмотья. Они держались за руки, готовые возглавить шествие.

Все Первые дочери Терравина.

Берди и Паулина были среди них.

В Сивике такую же процессию из года в год возглавляла моя мать – наверное, возглавляет и сегодня. В такой же процессии из года в год шла и я, в нескольких шагах от мамы, потому что мы с ней были Первыми дочерьми королевства, благословенные более прочих, наделенные самым могущественным даром.

Такие процессии, где-то многолюдные, где-то состоящие из горстки верующих, проходили в городах, деревнях и селах по всему королевству Морриган. Я всматривалась в лица Первых дочерей – полных ожидания, надежды, уверенности, любопытства. Одни предполагали, что обладают даром, другие знали, что у них дара нет, хотя и надеялись, что он может прийти, – такие занимали свои места в процессии просто потому, что иначе и быть не могло. Такова традиция.

Жрецы прокричали последний раз, призывая всех Первых дочерей, которые еще не вышли на дорогу, выйти и присоединиться ко всем. Рядом со мной в толпе стояла Гвинет. До меня донесся ее вздох. Я опустила голову.

А потом началось пение.

Песня Морриган то звучала громче, то затихала на нежных тихих нотах, мольба к богам направить, указать путь, хор благодарности за их милосердие.

Все мы – тоже в лохмотьях, с урчащими после дня строгого поста желудками – пристраивались к процессии и, следом за Первыми дочерьми, двигались к Сакристе для совершения священных таинств, благодарения и молитвы.

Я думала, что Рейф и Каден не придут. Берди сегодня не готовила завтрак из-за поста, а на чердаке над хлевом было тихо. Но перед самой Сакристой я заметила обоих в толпе. Гвинет тоже их рассмотрела. Все шли, опустив головы, слышались только голоса поющих, но она пробралась ближе ко мне и шепнула «Они здесь», как будто бы их присутствие было не меньшим чудом, чем явление богов, избавивших от гибели священный остаток, Выживших. Возможно, так оно и было.

Вдруг Гвинет ускорила шаг и догнала малышку Симону и ее родителей. У матери Симоны волосы были щедро сдобрены сединой – соль с перцем, а голова отца и вовсе была белой, как снег. Мне показалось необычным, что эти пожилые люди – родители такой маленькой девочки, но иногда небеса посылают нам дары, каких не ждем. Держа Симону за ручку и кланяясь у нее над головой, женщина за что-то горячо благодарила Гвинет. Дальше они пошли вместе. Я обратила внимание на то, что даже малышке Симоне, всегда так нарядно одетой, что я невольно обращала на это внимание, встречая ее в городе, родители умудрились найти какие-то обноски и лохмотья. А потом, шагая в нескольких шагах позади, я впервые заметила, что красноватые завитки на головке девочки только чуть светлее, чем рыжие локоны Гвинет.

Мы подошли к Сакристе, и толпа разделилась. Святилище было просторным, но не настолько, чтобы вместить весь Терравин вкупе с многочисленными гостями, приехавшими в город на праздник. Люди старшего поколения и Первые дочери были приглашены внутрь, остальным было предложено занять места снаружи, на лестнице, на площади перед входом, во дворике с гротом или на кладбище – жрецы читали обряды всюду – так, чтобы было слышно каждому. Толпа поредела, люди подбирали места, где им предстояло провести в молитвах большую часть дня. Я держалась поодаль, надеясь, но Рейф и Каден скрылись из виду. В конце концов, я побрела к кладбищу – единственному месту, где еще можно было преклонить колени.