Поцелуй меня в Нью-Йорке - [46]

– Но ты поступил в Колумбийский университет, – возражаю я. – Так что твой отец, наверняка, гордится тем, что у тебя есть талант, что ты не просто балду пинаешь.

– Ну, он понимает, что это неплохо, – говорит Энтони, забирая у меня из рук Мистейк. – И не пойми неправильно, он конечно же гордится мной. Он не знает, почему я хочу это сделать, но говорит, что я могу писать истории, что у меня есть воображение. Но… – Парень снова заговаривает голосом своего отца: – «Ты не можешь навоображать себе будущее и оживить его, малыш. Если бы это было возможно, я бы давно играл за „Метс“»[48].

Нет, я все понимаю, но эта последняя фраза!

Энтони улыбается, потирая шею, словно от передразнивания голоса отца у него разболелось горло.

– Он каждую неделю подсовывает под мою дверь брошюры о поступлении в полицейскую академию. Ты знала, что их зарплата может доходить до тридцати штук в год?

– Нет, не знала, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно, чтобы злость на отца Энтони, которая кипит внутри меня, не превратилась в настоящий гнев.

Лейни завозит нас в тоннель «Баттери», который, как утверждает знак на въезде, приведет нас в Бруклин. Когда мы оказываемся внутри, тишина становится столь оглушительной, что я на мгновение даже опасаюсь, не оглохла ли я на самом деле.

– Уверена, он сменит пластинку, когда ты издашь свой первый бестселлер или получишь какую-нибудь литературную награду, – улыбаюсь я.

– Сомневаюсь, что отец когда-нибудь поймет мои пристрастия. Зато моя мама… Ей всегда нравились мои истории. – Энтони грустно улыбается, и я смотрю на его лицо, чтобы убедиться, что он не заплачет. Я уже готова протянуть к нему руку, когда парень, помотав головой, переводит взгляд на меня: – Ты говорила про Колумбийский университет, но я так и не спросил, что ты собираешься изучать.

– Журналистику. Я всегда мечтала об этом. – Я внезапно ощущаю себя очень неловко: никогда не умела говорить с людьми о своих мечтах и надеждах. Я стараюсь никому не показывать, насколько это важно для меня.

– Круто, – говорит Энтони. – Факультет журналистики в Колумбийском университете – один из лучших на северо-востоке. А может, даже во всей стране.

– Да, так мне говорили. Но…

Я чувствую на себе взгляд Энтони.

– Но что?

Давай, Шарлотта, раз уж Энтони смог поделиться с тобой историей о своей маме, то ты уж точно сможешь рассказать ему о своих планах.

– Честно говоря, я сомневаюсь, что буду тут учиться.

– Ты серьезно? Ты разве только что не слышала, что я назвал Колумбийский…

– Я слышала… – Я хочу взглянуть на Энтони, но появляется ощущение, что невидимая и очень сильная рука удерживает мою голову на месте, и мне приходится продолжать смотреть на собственные колени. – Я и раньше это знала…

Энтони издает насмешливый стон.

– Это все из-за Ко… из-за него? Какого-то придурка из Уэстчестера? Но почему? Его тоже зачислили раньше срока и ты не хочешь с ним там столкнуться?

Хотела бы я, чтобы все было так просто. Так понятно.

Я протягиваю руку и чешу Мистейк за ухом, как будто мне требуется зарядиться от нее смелостью, чтобы продолжить говорить.

– Нет… Нет, Колин решил отложить поступление в колледж на год, чтобы попутешествовать. Но я… Не знаю… Нью-Йорк теперь кажется совсем другим. Я не уверена, что хочу сюда переехать.

Энтони ничего не говорит в ответ, и я понимаю, что он ждет, когда я посмотрю на него. Я заставляю себя повернуться. Свет от огней тоннеля мелькает на лице парня, от чего его глаза будто мерцают. Как и тогда, перед зеркалом в «Мэйсис», наш зрительный контакт кажется каким-то особенным.

– Это же твоя мечта, – наконец говорит Энтони. – Город кажется другим? Ну и что? Смирись. Это же твоя мечта. – Он снова сжимает мою руку. – У тебя все получится.

Лейни вырывается из тоннеля, волшебные огоньки пропадают, и очарование момента исчезает. Секунду спустя Энтони не выдерживает и отводит взгляд.

– Смотри-ка, – говорит он, указывая на часы на приборной панели. Я опускаю глаза на время. Без одной минуты двенадцать. – Уже почти…

Часы показывают полночь. Мы поворачиваемся друг к другу, и я поражаюсь тому, каким… нормальным кажется то, что я сижу в чужой машине в чужом городе… с каким-то парнем, которого я знаю около десяти часов. Я понятия не имею, что делать или говорить в данной ситуации, но почему-то – уж не знаю почему – мне это нравится. Может, потому что с Энтони мне не нужно притворяться кем-то, кем, как мне кажется, он хотел бы меня видеть. Сегодня я продемонстрировала ему все свои хорошие стороны и некоторые… не такие уж хорошие, но Энтони все еще здесь, он не сбежал. Поэтому… да, нет ничего страшного в том, что сейчас нам нечего сказать друг другу и мы просто молчим.

– С Рождеством.

Я едва разбираю шепот Энтони за грохотом двигателя автомобиля Лейни. Я рада, что она хотя бы не включила сирену. Более того, я рада, что я не там, где должна была быть сейчас: вероятно, дремать в самолете, совершающем посадку в лондонском Хитроу. Я больше не сожалею о том, что не попала на свой рейс.

Ну да, молодец, Шарлотта, сейчас самое время думать об этом. Ответь Энтони!

Но, прежде чем я успеваю это сделать, парень отворачивается от меня, чтобы посмотреть в окно. Моя ладонь все еще находится в его руке, и я крепко ее сжимаю.