Поцелуй - [5]

Потом она заметила ноги женщины, которая создавала весь этот шум, худые ноги в светлых колготках и забрызганных грязью туфлях.

— Он не умер! — воскликнула она.

Иззи начала терять терпение. Она попыталась поднять голову, чтобы увидеть потерпевшего, шепча: «Господи, сколько же народу пострадало в этой аварии?» — но отчего-то не сумела это сделать. Раздосадованная собственной слабостью, она вновь уставилась на дурацкие тощие ноги.

— Успокойтесь, — с раздражением произнесла Иззи. — И пожалуйста, перестаньте орать. Лучше вызовите «Скорую помощь», черт возьми, умер он там или нет.

— Она еще не вполне пришла в себя, но, пожалуйста, не беспокойтесь, — произнес молодой врач. Он не упомянул о том, как Иззи, к восторгу сиделок, заявила, что у него шикарное тело. — Это все результат шока в сочетании с успокоительным, которое пришлось ей дать. Слава Богу, сотрясения мозга нет.

В половине четвертого утра больничный коридор тонул в темноте. Врач проводил Катерину в палату неподалеку от своего кабинета. С пересохшим от волнения ртом девушка встала в изножье постели. Мать полулежала на подушках и, кажется, спала. С рассыпавшимися по плечам темными волосами и размазанным макияжем Иззи казалась маленькой и беспомощной. Катерине трудно было поверить, что мама отделалась синяками, ссадинами и сломанной ногой.

Иззи, будто почувствовав, что не одна, открыла глаза.

— Милая! — воскликнула она, протягивая руки. — Иди сюда и покрепче обними свою бедную пострадавшую маму!

— Как ты себя чувствуешь? — Катерина поцеловала Иззи в щеку и мысленно вознесла молитву за того, кто изобрел мотоциклетные шлемы.

— Прекрасно, но это исключительно из-за таблеток, которыми меня накормили. Завтра, не сомневаюсь, все будет адски болеть. Тебе сказали, что в меня врезалась какая-то ненормальная? Я взмыла в воздух, как акробатка, а потом плюхнулась на асфальт!

— По крайней мере, ты жива. — Глаза у Катерины защипало от слез.

— А ты выглядишь непристойно, — сурово заметила Иззи, застегивая верхние пуговицы на белой блузе дочери. — Приведи себя в приличный вид, девочка, прежде чем этому юному Адонису начнут приходить в голову всякие идеи.

— Мама! — шикнула Катерина, не смея обернуться.

— И не смейся. Я-то знаю, что за люди врачи. Вы меня слышите, молодой человек? — Иззи погрозила пальцем медику. — Это моя дочь. Ей семнадцать лет, и она настолько же невинна, насколько красива, поэтому держите себя в руках.

— За меня не беспокойтесь, миссис Ван Эш. — Врач, занятый заполнением бумаг, явно удивился. — Я женат.

— Это хуже всего, — мрачно отозвалась Иззи и прищурилась, а Катерина попыталась зажать ей рот. — Вам должно быть стыдно от того, что вы обманываете супругу. Подумать только, она сейчас ждет дома и думает, будто муж по уши в работе, а вы, мерзавец такой, сидите здесь и пускаете слюни, точно извращенец, глядя на мою невинную маленькую…

— Мама! — в ужасе прошептала Катерина. Она привыкла, что Иззи заставляет краснеть людей, которые не смущались прежде никогда в жизни, но тут мама явно хватила через край.

— Честное слово, все в порядке, — с улыбкой заверил врач, и тут дверь снова открылась. — Кажется, к вам еще один посетитель. Но только на пять минут. Миссис Ван Эш нужен отдых.

Запаниковав после звонка из больницы и не веря, что Иззи получила лишь «незначительные повреждения», Катерина позвонила Ральфу и, к счастью, застала его дома. Он привез ее в больницу и остался ждать в тусклом коридоре у дверей палаты.

Ральф, светловолосый красавец, вошел в комнату и приблизился к Иззи, с любовью и тревогой в глазах.

— Милая, мы так о тебе беспокоились…

— Все в порядке, — бодро отозвалась Иззи, потянувшись за поцелуем, а потом указала на металлический каркас на ноге и грустно взглянула на Ральфа. — Точнее, я в порядке, а моя нога — нет. Мы несколько недель не сможем заниматься сексом. Ох, Майк, — жалобно вздохнула она, — разве это не самая печальная вещь на свете?

Глава 4

В медицинской терминологии ухудшение состояния пациента уклончиво называют «осложнениями». И жизнь действительно преподнесла неприятный сюрприз на следующий день. Торопливо объяснив, что Иззи находится под воздействием психотропных лекарств, Катерина отчасти сумела убедить Ральфа в том, что это просто нелепая оговорка. А когда на следующее утро Майк позвонил домой, чтобы поговорить с Иззи, Катерина рассказала ему о случившемся и убедила себя, что ей больше ничего не оставалось. В конце концов, этот человек любит ее мать. Он должен знать, что она в больнице.

Майк бросился навестить Иззи, намереваясь усыпать ее постель охапками экзотических оранжерейных цветов. Он неудачно рассчитал время — плюс растущие подозрения Ральфа, — и в итоге последовала злополучная встреча.

Катерина хоть и не была трусихой, но все же радовалась, что этого не видела. Судя по рассказу Иззи, все было адски нелепо.

— …и вот Майк сидит у моей постели, разворачивает километровый целлофан и расставляет потрясающие цветы по дурацким крошечным вазочкам, и тут внезапно распахивается дверь и появляется Ральф, словно чертик из шкатулки. — Иззи вздрогнула, вспомнив эту сцену. — Он застывает на пороге и говорит: «Можешь не объяснять. Это Майк». А Майк, разумеется, отвечает: «Ну да, а ты кто такой?» И тогда Ральф — Господи, детка, никогда не встречайся с актером — выпрямляется, точно кол проглотил, и говорит… нет, декламирует: «Я еще один любовник Иззи».