Поцелуй Большого Змея - [18]

Твой отец ушел, и я осталась одна отсчитывать дни в пустом домике. Прошло тридцать девять дней. Я работала в поле, когда со стороны моря пришла косматая свинцовая туча. Поднялся ветер, вот-вот должен был хлынуть ужасный дождь.

Я побежала домой, но не успела: тяжелые капли, крупные, точно орехи, начали колотить по моим плечам, голове, ногам. Я увидела раскидистое фиговое дерево и бросилась под его защиту. Дождь полил с такой силой, словно сверху опрокинули огромное ведро. Это была просто сплошная река, текущая с неба на землю.

Стало совсем темно. Мое платье промокло, зуб не попадал на зуб от дрожи. Вдруг я заметила светящийся шар, размером с подушку. Он летал по воздуху перед деревом. То поднимался вверх, то резко падал, почти касаясь земли, и снова взмывал, точно ласточка перед дождем. От него исходило потрескивание, словно от разрываемой ткани.

Волосы на моей голове сами собой встали дыбом. Меня будто ухватила за шиворот рука великана и принялась немилосердно трясти. Дыхание прервалось, глаза выкатились из орбит, язык вылез изо рта. Я заметила, как с моих пальцев стекают полосы голубого огня. Потом шар наткнулся на ветку дерева, и все вокруг вспыхнуло ярким огнем.

Когда я очнулась, то увидела, что края моей одежды обуглились, словно попали в костер. Руки и ноги еле двигались. Я с трудом поднялась и доковыляла до нашей хижины, упала на постель и забылась в беспамятстве. Такой меня нашел отец. Я пролежала без сознания день или два. Он с трудом привел меня в чувство.

После того случая ты появился на свет. Отец уверен, будто причиной тому послужил его сорокадневный пост, но я знаю другое.

Мать замолчала и пристально взглянула на меня, точно сомневаясь, стоит ли продолжать рассказ.

– Небесный огонь вошел в меня, Шуа. Я забеременела от Неба, и ты сын огня, сын Света. Поэтому я не переставала твердить про твою избранность. Тебе нечего бояться Змея, ведь он – порождение подземных вод, дитя Тьмы – не в силах с тобой совладать. Но т-с-с-с, – она прижала палец к губам. – Больше я не стану говорить с тобой про избранность. Никогда больше. Я обещала твоему отцу. Но больше и не нужно, ты уже взрослый, и Змей раскрыл твой сосуд…

К полудню мы добрались почти до самого берега моря. От сверкающей кромки воды нас отделяло всего несколько стадий, когда отец вдруг свернул с дороги и начал карабкаться по каменистой осыпи холма. Вдоль склона вилась едва заметная тропинка, мы шли и шли по ней, словно собираясь обогнуть холм, пока действительно не оказались на противоположной стороне. Море давно скрылось из виду, нас окружало желтое безмолвие пустыни, нарушаемое лишь посвистом ветра, шевелящегося между почерневших от зноя скал.

Мне казалось, что дорога никогда не кончится, солнце палило беспощадно, а горячий воздух сушил кожу. Я уже начал подумывать о глотке воды из меха, висящего за спиной, как отец вдруг остановился и показал рукой вверх.

– Пришли!

На вершине холма лежал огромный камень причудливой формы. Он резко отличался от других своим цветом: не желтым, не охряным, не бурым и не серым, а иссиня-черным. Его ровная поверхность, блестевшая под солнечными лучами, казалась полированной. Отец подошел к нему и положил руку точно посередине.

– Осторожно, Йосеф! – крикнула мать.

Я понял ее опасения. Черная поверхность камня должна была быть раскаленной, точно сковородка, и отец мог обжечься. Но он лишь улыбнулся и помахал нам второй рукой.

– Поднимайтесь сюда!

Я подбежал первым, бросил взгляд на вид, раскрывающийся с вершины холма, и задохнулся от восторга. Передо мной простиралась долина, окруженная со всех сторон отвесными утесами, пологим был только склон, на котором мы находились. В глубине долины виднелась группа строений, окруженных белой стеной. Одно здание, увенчанное голубым куполом, возвышалось над всеми.

– Ты видишь? – спросил отец.

– Конечно, вижу! Это Хирбе-Кумран?

– Да, сынок. Страж пустыни пропустил тебя даже без прикосновения. Но все-таки положи руку на камень.

Я повиновался. К величайшему удивлению, поверхность оказалась не горячей, а прохладной и даже слегка влажной. Я с удивлением посмотрел на отца.

– Сейчас все объясню, – с улыбкой произнес он, увидев мое недоумение. – Пусть мама сначала прикоснется.

Мать, тяжело дыша, закончила подъем значительно позже меня.

– Ты что-нибудь видишь? – спросил отец, указывая рукой в сторону Кумрана.

Мать приложила руку к бровям, чтобы уберечься от блеска нестерпимо палящего солнца, и долго вглядывалась в долину.

– Скалы. Осыпи. Засохшие деревья. Больше ничего.

– Вот тут, тут, – отец указал пальцем прямо на голубой купол.

– Коричневый холм, – произнесла мать. – Желтые валуны. Длинная осыпь. Больше ничего не вижу.

– Положи руку на камень, – попросил отец. – Не бойся, – добавил он, заметив промелькнувшее по лицу матери выражение испуга. – Он не горячий.

Мать послушно положила руку на блестящую поверхность камня.

– А теперь?

Она перевела взгляд на долину и вскрикнула.

– О, Владыка мира! Это Кумран?

– Да, – с гордостью ответил отец. – Страж пустыни пропустил нас.

Мы начали спускаться, скользя по мелким камушкам пологой осыпи, и вскоре наткнулись на небольшую пещеру. Пространства внутри едва хватило для нас троих. Это была скорее не пещера, а ниша в скале, но внутри жара не столь давила, и мы уселись передохнуть, прижавшись спинами к прохладной поверхности камня. Отец вытащил затычку из меха и дал нам напиться.