Побратимы - [30]

Повторяем ему уже не раз сказанное: в лесной школе подрывников испанцами делается большое дело, и работы тут невпроворот. Но Баландин тверд, как кремень.

— Или пускайте на диверсию, — ставит он ультиматум, — или подаем рапорт о переводе к партизанам другой области! Честь и совесть — дороже жизни. Я так привык считать.

— Дорогой мой, — крепко обнимаю испанского друга. — Прекрасно понимаем тебя. Думаешь, мне не хочется туда? Или Миронычу легко даются вот эти муки ожидания и тревог? Но нам же с вами партия доверила не четверку минеров! Кто ж позволит бросить общий пульт управления!

— Вот приедете по нашему приглашению в свободную Испанию, — говорит Баландин, — достанется вам. И от коммунистов Испании, и от моих детей и внуков. Я расскажу им, как вы держали нас в лесу…

Баландин и Соллер часто вспоминают свою родину. Из их многочисленных рассказов мы уже многое узнали о трудолюбии испанского народа, боевитости и глубокой идейности испанских коммунистов.

— Сделали вы и так много, — говорит комиссар Егоров. — Ведь до вашего появления наши партизаны, чтобы пустить под откос немецкий эшелон, привязывали к рельсам деревянные клинья, развинчивали гайки на стыках. Даже когда появлялась взрывчатка, и то не могли ее как следует использовать: в один заряд загоняли по двадцать килограммов. Четверка совершала двухсоткилометровый рейд, а закладывала только одну мину. А вы привезли нам новую технику, обучили подрывному делу. В подрыве вражеских эшелонов и складов — большой вклад и испанцев.

— Мирон Миронович, — глядит Баландин удивленными глазами. — Вы же справедливый человек. Зачем приписываете нам лишнее? Новая техника, которую мы привезли, ваша, советская. Школа минеров — тоже не наша заслуга. Мы сперва сами обучались у вас на Большой земле, потом перенесли кусочек той школы в лес. Обучили минеров. Подготовили инструкторов. Теперь и нам надо идти на диверсии.

Но у нас на этот счет свое мнение. Как раз недавно разведка донесла, что в крымские степи была сброшена группа подрывников-испанцев. Выполнив задание и направившись в лес, они столкнулись с вражеским заслоном и все погибли. Майор Баландин и Соллер знали этих людей. Вместе с ними обучались в школе подрывников. Они назвали имена погибших: Мигель Бойсо, Фусиманья Хосе, Панчаме Педро, Понсо Хуан, Анментерос Хуан, Бара Хосе, Пераль Хосе. Баландин назвал профессию каждого, его заслуги на фронтах антифашистской войны.

— Надо сделать так, — помрачнев, говорит он, — чтобы их имена узнала Испания.

— И советский народ тоже узнает их, — добавляет комиссар.

После того, как майор Баландин ушел, мы посоветовались с обкомовцами и послали ответ на Большую землю: «Прошу забрать всех испанцев на отдых. Свою задачу они выполнили».

А в это время у штабной палатки собрались наши ходоки-агитаторы, отправляющиеся на задание. Они стоят на том же месте, где обычно выстраиваются минеры, только без автоматов, без пухлых от взрывчатки вещмешков, в гражданской одежонке, заметно отягощенной множеством спрятанных в ней листовок и газет.

Еще раз беседуем с каждым: как себя чувствует, хорошо ли изучил маршрут и район действия, затвердил ли явки и пароли, имена людей, с которыми должен встретиться?

— Товарищ командир бригады, может, и нам бы того, с толом? — раздается вдруг из строя. — А то немцы нас пулями, да еще разрывными, а мы их — листовками.

— Кто думает, что автомат и мина — это все, тот ошибается, — вступает в разговор комиссар. — Советский человек не должен так рассуждать. Вера людей в нашу победу крепнет? Крепнет! Сопротивление врагу усиливается? Усиливается! Все это не только наши боевые дела, но и наша агитация. Не упрощайте, товарищи, свою работу. Она не менее важная, чем минирование. Работа в войсках противника, — особо подчеркивает комиссар, — тоже большое дело. Листовка и живое слово ваше проникают туда, куда никакая пуля не долетит. И действует наша агитация иногда сильнее взрывчатки. Дело-то наше правое! Слово, с каким вы приходите к ним, — неоспоримая правда. Великая ленинская правда! А вы — «тол»!

Да, наши агитаторы выполняют свой долг до конца, не считаясь с опасностями, зачастую с риском для жизни.

…Дора Кравченко понесла листовки населению и румынским солдатам. И не вернулась — схватили фашисты. Тогда вместо нее с листовками пошли Клавдия Васильковская и Александр Зыков. В Бахчисарае на фашистской виселице погибла коммунистка Стефания Залесская, директор школы. Она тоже распространяла листовки. Замучили фашисты в Симферополе и коммунистку Марию Щучкину, работавшую в городе боевым агитатором и разведчиком. Большевистская правда, которую несли наши агитаторы, была дороже жизни. Так считали наши солдаты идеологического фронта.

…В кабинет редактора газеты оккупантов «Голос Крыма» вошла посетительница. Женщина вручила ему личный пакет и вышла. В пакете оказалась партизанская газета «За советский Крым» и письмо крымских партизан, написанное в стиле послания запорожских казаков турецкому султану[11]. В роли дерзкого почтальона была «Муся»[12].

Было и такое. Однажды Валентин Сбойчаков передал ночью подпольщикам несколько пачек листовок, доставленных из лесу. Утром пошел на центральный рынок. В городе — переполох. Со стен, заборов, столбов полицейские сдирают советские листовки. На рынке к Валентину подошел паренек: «Дайте прикурить». И тут же, не ожидая ответа, сунул Валентину свернутую бумажку и скрылся в толпе.