Побратимы - [124]

После сильного огневого налета пехота противника перешла в наступление, но огнем нашей артиллерии и стрелкового оружия атака была отбита…».

«…Огнем нашей артиллерии…» Три обычных слова. Но сколько в них заключено смысла, ратного труда, героики! Здесь и зрелость партизанского комбрига, которая помогла своевременно оценить обстановку на участке 18-го отряда и прийти на помощь огнем артиллерии и «катюш». Мастерство и мужество артиллеристов, проявленное в успешных действиях под ураганным огнем врага. И весомость подмоги, подоспевшей от родной Красной Армии — она щедро поделилась с нами, партизанами, оружием, вплоть до пушек и «катюш». В этих трех словах и труд советских летчиков, с риском доставивших подмогу в огненный лес.

Успел комбриг вписать доброе слово и о людях леса. «Героически вел себя в этом бою командир 18-го отряда Ваднев, — читаем мы в дневнике. — Будучи ранен, он не ушел из строя, руководил боем и три раза сам водил бойцов в контратаки».

…Федор Федоренко на бригадном КП в окопчике полуметровой глубины. Рядом с ним бригадный комиссар Евгений Степанов, начальник разведки Павел Рындин. Сколько раз накрывались эти окопчики огнем взрывов! Вот и сейчас над ними стоит плотная серая туча — дым, щебень. Но чуть поредела туча, чуть утих грохот, Федор кричит:

— Евгений Петрович! Живой?

— Живой.

— Павлик! А ты жив?

— Да вроде жив, Федор Иванович. Только камнями присыпало…

— Посмотрите, куда они нацеливают клинья!

Три головы, покрытые маскировочными халатами, ставшими из белых серогрязными, высовываются из окопчиков. Три пары глаз глядят вперед и видят, как пехота с помощью танков берет бригаду в «клещи».

— Надо остановить! Отбить! — кричит Федоренко.

— Связной второго! Связной от Белко! Слушайте меня! Сороку сюда! Мигом! И Белко тоже! И Шарова сюда! Ша-ро-ва!

…Сорока и Белко огонь своих отрядов переносят на передние группы наступающих. Федоренковские приказы успевают принять и те, кто должен сразиться с танками. Сам Николай Сорока с группой гранатометчиков ставит заградительную завесу гранатных ударов по четырем танкам, которые вклиниваются в оборону на стыке с отрядом Ваднева. А Шаров с шестьюдесятью гранатометчиками и «пэтээровцами» появляется в перелеске у Длинной поляны. Здесь-то и вскипает схватка с шестью танками, которую по справедливости можно назвать геройской.

Танки идут к перелеску. Три — с одной стороны, три — с другой. Слева козырек Колан-Баира, справа — крутой обрыв в Бурульчу. А впереди — лесная бровка. Повалив первый ряд деревьев, танки врезаются в хаос стволов и ветвей. И тут по ним бьют гранатометчики и бронебойщики Шарова.

Вот остановился танк с левого фланга. Еще один задымил и окутался пламенем. Остальные, заметив партизанские позиции, обрушивают на них яростный огонь, но каменная терраса Колан-Баирского козырька и обрыв в Бурульчу неприступны.

Теперь партизаны Шарова бьют по пехотному «клину» и отсекают его от танков. А тут, как на зло, новый шквал артиллерийского огня, бомбовый удар. И снова вздыбилась в огне земля.

Горстка партизан стоит на пути многотысячной оравы карателей. Только и преимущества у героев леса, что скрытые позиции. Да еще с южного и юго-восточного крыла Колан-Баирского козырька шаровцам помогают словаки. Огнем десятков автоматов и пулеметов они бьют немцев по флангу.

— Патронов! Патронов! — то и дело кричит пулеметчик Цирил Зоранчик своему напарнику Венделину Новаку.

А рядом, на восточном крыле словацкой обороны также безумолчно строчит другой словацкий пулемет. Пулеметчик Франтишек Сврчек в упор бьет по неприятелю. Вот он почти до пояса поднялся над каменной кромкой. Очередь… еще очередь…

Вдруг:

— Ой!

Франтишек оставил пулемет и, схватившись за плечо, опустился на землю.

— Сестра! Сестричко! — кричит его тезка Франтишек Шмид и занимает место Сврчека за пулеметом.

А на Большую землю летят радиограммы:

Лес. Молния: «Первая бригада под угрозой окружения. Ключевая позиция на Колан- Баире в „клещах“».

Большая земля: «Мужество, с которым бьются партизаны, восхищает. Но берегите силы. Маневрируйте…

При всех обстоятельствах не допускайте расчленения противником ваших сил».

Лес: «Вас поняли. Сообщите: когда сбросите боеприпасы?»

Большая земля: «Все наготове. Однако нелетная погода мешает. Трасса — пятьсот километров, через море…»

Диалог Лес — Большая земля продолжается. Не прерывается и бой. Особенно горяча схватка все под тем же Колан-Баиром.

А тем временем к Федоренко подползает связной 24-го отряда.

— Товарищ командир! 24-й отряд сбит. Из Уч-Ала-на по Бурме на третью казарму идут танки… Целая колонна…

«Окружают! — проносится в голове Федоренко. — А потом что? Уч-Аланская группировка развернется фронтом к Яман-Ташу. Она закроет тот ход, который всегда в запасе у партизан на случай отступления. Что ж тогда? Не пробиться же с трехтысячным „хвостом“ гражданского населения!»

Ты слышишь, Евгений Петрович? — кричит Федоренко комиссару. — С Уч-Алана двинули. Этого допустить нельзя!..

Час спустя в штабном дневнике 1-й бригады появляются такие строки: «Бригада, маневрируя, отошла. В семнадцать тридцать противник овладел Колан-Баиром. При этом он потерял только убитыми приблизительно двести десять солдат и офицеров».