Побратимы - [2]
… После поверки мы украдкой улизнули на улицу. И под звездами, под тополями в белом пуху, на скамейке солдатской курилки, прямо из горлышка… Уф, какая пакость! А Генка… Ох, этот Генка!
— Милый, ты слышал притчу про отца и сына?
— И про святого духа?
— Нет, кроме шуток. Слухай. Провожал отец родимое дитя в большой город. И наказывал: «А пуще всего, сын, остерегайся непьющего — либо больной, либо сволочь». Уловил? И опять же смелость нужна солдату. Алексей Стуриков чем обессмертил свое имя? Смелостью! Вот уж истинно храбрый был солдат. Не нам с тобой чета.
Понимал ведь, что глупость городит. Стурикова-то к чему приплел? Хотел крикнуть, чтобы Стурикова не трогал. Стуриков — герой, а не выпивоха-полуночник. Хотел… Да видно, бес не велел… А-а, будь что будет, только бы твоей, Карпухин, болтовни про отца и сына век не слыхать. Выхватил у него бутылку и проглотил сразу, затаив дыхание, как на огневом рубеже, глотков десять противной, пахнущей черт знает чем отравы. И закружились фонари на столбах, расплылись черно-желтыми пятнами.
— С праздником тебя, солдат Климов, — сказал Генка, отбирая у меня бутылку. — С началом службы…
Генку, что называется, понесло.
— Эх, Валерка, друг закадычный. Служба-то у нас вся впереди. Слухай, по рукам, а? Остаемся, как договорились, на всю жизнь в армии? Срочную отслужим и в училище. А? До маршалов! Бронетанковых войск! Разрешите обратиться, товарищ маршал бронетанковых войск?
— Иди-ка ты, маршал… Алкаши мы, а не солдаты…
— Слухай, Валерка, — продолжал заливаться Карпухин, не обращая никакого внимания на мои «колючки», — как думаешь, кем бы теперь Стуриков был? Генералом — не меньше. А уж полковником — точно…
— Ты Стурикова-то не тронь. Не тронь, понял?
— Это почему? Стуриков тоже был солдатом…
Мне бы посидеть часок-другой в курилке, может, даже вздремнуть под Генкины речи, авось хмель-то и выветрился бы. Но я пошел в казарму. Пошел… Это ведь теперь так можно сказать — «пошел». Проманеврировал… С одного фланга на другой, пока шел, заносило. Вместе с Генкой, понятно, потому что он старался поддерживать меня по законам войскового товарищества. Вот так в состоянии маневра мы и ввалились в казарму. И тут нас встретил еще не успевший уйти домой старшина Альхимович. Мы разбудили всю роту. Вернее, разбудил я.
Старшина что-то говорил нам обоим. А я, не обращая внимания на его слова, все пытался у него выяснить, кто сочинил текст военной присяги. Впрочем, ничего этого, признаться, я не помню. Утром узнал от Генки, от ребят. Провалиться бы на месте!..
— Ну-с, рассказывайте, голубчики… Что ж тут рассказывать?
— Нечего, выходит, и сказать? Тогда подумайте. Даю вам обоим время на раздумье. Десять суток на двоих. На первый, как говорится, случай. Ясно?
Куда ясней!
Вот так на втором месяце службы, ровно на другой день после принятия присяги, рядовые Валерий Климов и Геннадий Карпухин, оба комсомольцы, к слову сказать, со среднетехническим образованием, были подвергнуты, выражаясь языком официальной бумаги, выписанной по этому случаю штабным писарем, аресту на пять суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте.
4
Мы оба мечтали о море. С детства, Волга с годами становилась для нас узкой и мелкой, что ли? Словом, после восьмилетки двух решений не было — море. Да, я совсем забыл рассказать о главном — о том, как и где мы познакомились с Генкой. В том-то и дело, что мы нигде не знакомились. И нам не нужно было этого делать. Мы жили в одном доме.
До войны еще, как только этот дом построили, в одну из квартир въехали будущие дедушка и бабушка Березины со своей единственной дочерью Лилей, моей будущей мамой. Им дали одну комнату. А две комнаты достались многодетной семье слесаря-водопроводчика Алексея Ивановича Карпухина. Карпухины — отец, мать, трое ребят, рыжих-прерыжих, словно облитых от макушки до пяток киноварью пополам с охрой. Генки тогда еще у них не было. Он родился в одном году со мной.
Старший Генкин брат, Николай, погиб на фронте, остальные поразъехались уже после войны: один по вербовке — на север, другой — на целину подался, не в Казахстан, а на нашу, заволжскую. Оба обзавелись там семьями и жили, по словам Алексея Ивановича, дай бог каждому.
Моя будущая мать училась вместе со старшим Карпухиным, и, когда я подрос, Генка под большим секретом рассказал мне услышанное от родителей, что его брата и мою мать дразнили во дворе женихом и невестой. Николай не вернулся с фронта, он погиб в конце апреля сорок пятого. Вскоре после войны мать вышла замуж за боевого товарища Генкиного брата — Ивана Климова, моего теперешнего отца. Они вместе воевали, в одном танке. Коля Карпухин умер от раны на руках отца. Об этом я узнал еще в детстве от родителей. Да и всю историю дружбы моей матери с Генкиным братом я тоже знал без Генкиных секретов. У нас в семье Николая Карпухина вспоминали часто, и среди разных фотокарточек в семейном альбоме хранилась и его маленькая фотография с надписью: «На добрую память Л. Б. от старшего сержанта Н. К. Действующая армия, г. Люблин. Польша, июль 1944 г.». Точно такая же фотография, только увеличенная, висела в рамке под стеклом в комнате у Карпухиных.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.
Немало суровых испытаний выпало на долю героев этой документальной повести. прибыв на передовую после окончания снайперской школы, девушки попали в гвардейскую дивизию и прошли трудными фронтовыми дорогами от великих Лук до Берлина. Сотни гитлеровских захватчиков были сражены меткими пулями девушек-снайперов, и Родина не забыла своих славных дочерей, наградив их многими боевыми орденами и медалями за воинскую доблесть.
В романе показана борьба югославских партизан против гитлеровцев. Автор художественно и правдиво описывает трудный и тернистый, полный опасностей и тревог путь партизанской части через боснийские лесистые горы и сожженные оккупантами села, через реку Дрину в Сербию, навстречу войскам Красной Армии. Образы героев, в особенности главные — Космаец, Катица, Штефек, Здравкица, Стева, — яркие, запоминающиеся. Картины югославской природы красочны и живописны. Автор романа Тихомир Михайлович Ачимович — бывший партизан Югославии, в настоящее время офицер Советской Армии.
Роман югославского писателя — лирическое повествование о жизни и быте командиров и бойцов Югославской народной армии, мужественно сражавшихся против гитлеровских захватчиков в годы второй мировой войны. Яркими красками автор рисует образы югославских патриотов и показывает специфику условий, в которых они боролись за освобождение страны и установление народной власти. Роман представит интерес для широкого круга читателей.
Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.
Командир партизанского отряда имени К. Е. Ворошилова, а с 1943 года — командир 99-й имени Д. Г. Гуляева бригады, действовавшей в Минской, Пинской и Брестской областях, рассказывает главным образом о женщинах, с оружием в руках боровшихся против немецко-фашистских захватчиков. Это — одно из немногих произведенной о подвигах женщин на войне. Впервые книга вышла в 1980 году в Воениздате. Для настоящего издания она переработана.