Побежденный - [7]

Ганс стеснялся спросить, что такое геополитика. Когда ему это объясняли, он что-то прослушал. Но можно было не сомневаться, что это вещь хорошая, потому что имелась только у Германии и больше ни у кого, даже у иудейско-левантинского заговора. Может, в ее свете гуманнее было бы объяснить герру Фельдману, почему разгромили его лавку. В конце концов даже еврей заслуживает объяснения. Оно бы сделало всю акцию менее ребячливой, более взрослой и серьезной.

«Герр Фельдман, — объяснил бы он на месте Чюрке, — к сожалению, вы еврей, следовательно, соучастник всемирного иудейско-левантинского заговора. Мы не исключаем, что голова змея находится именно здесь, в вашей кондитерской. Говорите что угодно, но убедить нас, что это не так, вы не сможете. Поскольку наша цель — уничтожение всего стоящего на пути нашей геополитики, мы, к сожалению должны разгромить вашу лавку. Нам жаль, потому что раньше вы были очень добры к нам — внешне, разумеется. Только вам известен обман, крывшийся под вашей показной добротой. Мы уже способны понять, что под ней таился какой-то обман. Очень жаль, но ничего другого не остается. В новой Германии факты есть факты».

Вот как нужно было поступить. Чюрке свинья, жестокая, безмозглая свинья.

Ганс тщательно разработал свои планы. На другой день, в четверг, он по-прежнему оставался в своей комнате. Мать, решив, что ее мальчик скрывает какое-то более серьезное недомогание, стала звонить доктору Хайсе, но ее перебил голос полковника из соседней комнаты.

— В чем дело, Фридрих? Оставь меня в покое. Я вызываю доктора Хайсе.

— Доктор Хайсе умер, — объявил полковник, появляясь в дверях. В руке у него была газета.

— Умер? — повторила его жена, бережно кладя трубку.

— Об этом сообщается в газете. Он принял яд.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— Но почему? Он был таким спокойным, таким рассудительным, — воскликнула фрау Винтершильд, внезапно расчувствовавшись.

У полковника мелькнула жуткая мысль, но он поспешил отогнать ее. Лицо его покраснело, он ответил как можно спокойнее:

— Не имею ни малейшего представления.

Ганса весть о самоубийстве Хайсе оставила почти равнодушным. Он знал его как врача, но был слишком юн, чтобы знать как друга. Так или иначе, из школы ушло трое учителей, и вопросов никто не задавал. Не спрашивать, как и почему, становилось нормой.

Попозже фрау Винтершильд, не удержавшись, позвонила фрау Хайсе, чтобы узнать подробности трагедии. Полковник не решался спрашивать, что ей стало известно, но его жена выложила все по собственной инициативе.

— Бедная Агнета держится замечательно, — сообщила фрау Винтершильд, — однако сообщила мне только, что вчера доктор был в хорошем настроении, потом к вечеру ему кто-то позвонил, и этот разговор, кажется, привел его в уныние. Примерно через четверть часа после его смерти за ним приехали гестаповцы.

— Какая трагедия, — произнес полковник.

На другое утро, в пятницу, Ганс объявил, что может идти в школу. Полковник сказал, что рад этому. Перед самым уходом мальчик взволнованно напомнил отцу, что это день получения карманных денег. Полковник полез в кошелек и дал сыну марку.

— Не ешь слишком много шоколада, — предупредил он. Ганс, не говоря ни слова, выбежал на улицу и со всех ног помчался в скобяную лавку, где купил перочинный нож с шилом. В школу он опоздал на десять минут.

В половине двенадцатого началась обычная пятнадцатиминутная перемена. Чюрке при всеобщем любопытстве неторопливо подошел к Гансу и спросил:

— Как рука, солдат?

— Как спина, трусишка? — ответил Ганс, слегка ошарашенный собственной смелостью.

Что такое?

Остальные ребята изумленно переглянулись. Несколько самых робких вышли во двор.

— Кажется, наш герой вздумал дерзить, — протянул Чюрке. — Ну что ж, раз кровопускание так воодушевляет тебя, мы его повторим.

Он неторопливо открыл парту и достал знаменитый шприц.

— Иди сюда. Пора делать укол.

Ганс не двинулся с места.

— Не только дерзить, но и не слушаться, — прорычал Чюрке, приближаясь к нему.

Ганс достал нож и открыл шило.

— Нож против иглы, — сказал Чюрке, — это нечестно.

— Знаю, потому буду действовать шилом, — ответил Ганс. — У него нет лезвия, только острый кончик, как у твоей иглы.

— Советую передумать, — неуверенно сказал Чюрке, — и согласиться на легкую операцию: Будет не так больно.

— Ну, давай, — прошептал Ганс сквозь стиснутые зубы. Они кружили друг перед другом, ребята расступались.

Неожиданно Чюрке сделал финт, целя в верхнюю часть тела, но внезапно направил удар в нижнюю. Своим грязным умишком он понимал, что угроза удара ниже пояса заставит съежиться даже самого смелого мужчину. Однако испугать Ганса ему не удалось. Ганс увидел направление выпада и нанес удар сверху вниз, поранив тыльную сторону ладони Чюрке. Задира с воплем отдернул к животу руку, выронив шприц. Ганс наступил на него, раскрошив стекло, а затем бросился на Чюрке. Когда оба повалились на пол, он остервенело колол и колол противника. Чюрке орал, что драка теперь стала нечестной, но Гансом владела только одна мысль.

— Встать! Встать сейчас же! — Это прокричал доктор Дюльдер. — Здесь что, школа или бродячий зверинец?