Побежденные - [16]

После занятия одного города в Крыму большевики расстреляли военного врача. Вскоре им пришлось очистить город, в свою очередь. Вдова расстрелянного пошла и указала добровольческой контрразведке убийц своего мужа. Их арестовали и «пустили в расход».

Город переходил из рук в руки несколько раз. Когда счастье снова улыбнулось красным, отомстившая за смерть мужа вдова собиралась эвакуироваться, но запоздала на пароход и вместе с двумя дочерьми, девушками-подростками, попала в руки авангарду большевиков. Вдову узнали и немедленно расстреляли на месте, а барышень посадили в тюрьму я там «национализировали».

Вскоре после этого пришли опять добровольцы. Произошла обычная распруава с обывателями. Обесчещенных девушек выпустили из тюрьмы, обласкали, вознаградили, как могли. Несчастные твердо решили отомстить за мать и за себя. Однажды они опознали на улице одного из комиссаров, совершивших над ними гнусное насилие, и подняли крик. Комиссар был арестован, избит и отправлен в контрразведку. Через день барышни снова встретили его на улице; он нагло улыбнулся и галантно раскланялся со своими жертвами. Контрразведка его выпустила; а начальство, к которому обращались барышни, только руками развело: это учреждение им не подведомственно, и, во всяком случае, вероятно, они ошиблись. Посоветовали забыть приключение в тюрьме и с контрразведкой не ссориться…

В Новороссийске контрразведкою называлось несколько учреждений, между прочим, и уголовный розыск. Была другая контрразведка, выдававшая пропуска отъезжающим, и другой уголовный розыск, ведавший всякие воровские дела. Где кончалось одно и начиналось другое учреждение, сказать не берусь: тут все переплелось и перемешалось.

Главная и, должно быть, подлинная контрразведка помещалась на краю города, около так называемой «станички», за которой начинались горы и владения зеленых. Двор этого заведения, охраняемый часовыми, был почему-то всегда полон унылыми фигурами красных. Неподалеку находилась и тюрьма.

Говорили, что по ночам здесь слышались стоны и вопли; вообще, было известно, что то, что творилось в застенках контрразведки Новороссийска, напоминало самые мрачные времена средневековья.

Попасть в это страшное место, а оттуда в могилу, было как нельзя белес легко. Стоило только какому-нибудь агенту обнаружить у счастливого обывателя района Добровольческой армии достаточную, по его, агента, понятию, сумму денег, и он мог учредить за ним охоту по всем правилам контрразведывательного искусства. Мог просто пристрелить его в укромном местечке, сунуть в карман компрометирующий документ, грубейшую фальсификацию, – и дело было сделано. Грабитель-агент, согласно законам, на сей предмет изданным, получал что-то около 80 процентов из суммы, найденной при арестованном или убитом «комиссаре». Население было терроризировано и готово добровольно заплатить что угодно, лишь бы избавиться от привязавшегося «горохового пальто», не доводя дело до полицейского участка.

Выходило примерно так: вся обывательская масса в ее целом была «взята под сомнение» в смысле ее политической благонадежности; с другой стороны, существовало стоявшее, – наподобие жены Цезаря! – выше подозрений фронтовое офицерство; за ними шли: контрразведка, уголовный розыск и, наконец, государственная стража, действовавшие под охраной высших властей в полном единении с шайкой спекулянтов, грабителей и убийц. Все это сонмище, в конце концов погубившее Добровольческую армию, было в равной мере опасно для населения «глубокого тыла», по отношению к нему, сонмищу, абсолютно лишенному элементарных прав человека и гражданина.

Все, носившие английские шинели и подобие погон, ходили в Новороссийске вооруженными до зубов; пускали в ход. нагайки, револьверы и винтовки по всякому поводу и, как будто, никакой ответственности за это не подлежали. Ибо все остальное подозревалось в несочувствии, в измене добровольческому делу, в злостной спекуляции, большевистской и социалистической агитации или хотя бы в «распространении ложных слухов» и принадлежности к «жидам».

Даже служившие в «пресс-бюро» и разъезжавшие в так называвшихся «агитпоездах» русские писатели, иногда довольно известные, и те ходили с револьверами у пояса. Я встретил известного поэта у входа в кафе «Махно», во время происходившей там записи эвакуировавшихся англичанами офицерских семейств, с револьвером у пояса, сортировавшего публику…

Сверх всего этого в Новороссийске существовали тайные союзы офицеров, имевшие целью охрану жизни и достоинства офицерства. Эти союзы иногда проводили в жизнь постановления чисто террористические, и перед ними трепетали все, не исключая и самого генерала Деникина. Расправа с помощником главнокомандующего генералом Романовским в здании русского посольства в Константинополе после эвакуации Новороссийска служит достаточной иллюстрацией для того, чтобы понять, что это было за учреждение.

Эта добровольческая «мафия» вынесла, например, постановление: не доводить до тюрьмы осужденных военными судами на смерть.

Государственная стража усмотрела в этом постановлении «разрешение на все» и начала действовать, тем более, что состояла она преимущественно из профессиональных убийц, ингушей, лезгин, осетин.