Побег. Записки следователя - [20]

– О чём вы хотите поговорить с ним?

Я удивлённо посмотрел на Клаву.

– Отчего она так встревожилась? – мысленно отметил я. – Постой! Постой! Неужели она испугалась, что муж расскажет то, что мы не знаем? Очень интересно! Глянь, даже её лицо выдаёт беспокойство.

Дальнейшие мои размышления внезапно прервал вбежавший в комнату наш водитель Николай. Он был сильно напуган, а глаза горели, как у бешеного быка.

– Там… Там, в сарае, кто-то страшно рычит! – орал он во все горло. Какой-то страшный зверь! Рычит! Там, в сарае… не переставая, повторял Николай. Сам весь трясся от испуга.

– Что это с ним? – подумал я, глядя на его испуганную физиономию. Что его так испугало? Какой-то зверь?

– Николай! – специально громко крикнул я, чтобы как-то остановить его и привести в чувство. Что ты так раскричался! Ты всех тут напугаешь! Видишь, как трусятся уже. Видишь? Так, давай успокойся и нормально объясни. Можешь?

– Ну, могу! – перестав орать, уже более спокойно ответил Николай.

– Вот и отлично! Давай, расскажи, кто рычит: собака, волк, корова, бык? Ну, что?

– Да, нет, – уже почти спокойно, но всё ещё не совсем восстановившимся голосом заговорил Николай, не собака и, кажется, не бык. Мне, кажется, человек!

– Ты заходил в сарай?

– Нет. Я был на улице. Стоял возле калитки. Вдруг слышу, со стороны сарая послышалось, как бы мычание. Я посмотрел в сторону сарая, даже зашёл во двор. Тут снова раздалось мычание или даже рычание. Такой был страшный звук. Я испугался и бегом в комнату к вам. Я сам побоялся заглянуть в сарай. Если мне не верите, пойдёмте все со мной! Надо спешить! Может, помочь надо?

– Рычит, говоришь? – задумчиво проговорил я. И, вроде бы, как человек, так, да? Тебе не померещилось? Ну-ка, Джек Фёдорович, ты вооружён, пойди-ка, проверь, что за рычун-зверь поселился в сарае.

– Пожалуй, и я пойду, – сказал Владимир Иванович и направился за Джеком Фёдоровичем и Николаем.

Я, соседская женщина и Клава остались в доме. Мне тоже хотелось идти с ребятами, но я всё же решил продолжить разговор с Клавдией.

– Клавдия, скажите, что за зверь у вас в сарае, который рычит или мычит? Есть в данный момент у вас в сарае какая живность, ну скажем. свинья, корова, овцы?

Ответа от Клавдии не последовало. Но вдруг она так неожиданно заревела, да ещё так громко и жалобно, что у меня мурашки по спине поползли. Мне стало, как-то не по себе от её вытья. Я попросил соседскую женщину оказать Клавдии помощь и успокоить. Пока женщина подавала Клаве воду и успокаивала, я решил выйти из дома.

Направился к выходу, но не дошёл. Дверь неожиданно резко распахнулась, и с шумом в комнату стали заходить: первым Дмитриченко, за ним Владимир Иванович и за ним…, я глазам своим не поверил, за ним зашёл участковый Чернов. Весь взлохмаченный, помятый, измученный, и к тому же, злой…

Я от неожиданности вытаращил глаза и не мог сразу найти нужных слов, что-то сказать или спросить. Только чуть погодя, опомнившись, выдавил:

– Это ты что ли рычал в сарае, Саша?

– Я! – каким-то хриплым, злым голосом ответил Чернов.

При этом раздулись у него ноздри, как будто было трудно дышать.

Волосы на голове были не расчёсаны, торчали комками, вперемешку с сухим сеном. Рубашка и брюки измяты. Он был похож на бомжа. Глядя на него, у меня в голове возникла непрошеная мысль: видать, вечером со своим человеком, к которому он ходил, надрался так, что забыл дорогу домой. Забрёл в чужой сарай, что попался по пути домой и спал в сене.

– Саша, ты что за комедию разыграл в сарае? Мы тебя ищем повсюду, беспокоимся, а ты решил перед нами устроить цирк, чтобы оправдаться за свой недостойный поступок. Так что ли? Посмотри на себя, на кого ты похож? Что, приспичило что ли? Весь отдел на ногах, а ты развлекаешься!

– Это не совсем так, Рудольф Васильевич! – неожиданно подал голос Чернов. Выслушайте меня!

Я внимательно посмотрел ему в глаза. В них отразились горечь и раскаяния. Мне стало жалко его, и я смягчился.

– Скажи тогда, что ты делал в сарае почти сутки?

– Был в плену! – последовал неожиданный, удививший всех нас, ответ.

Вдруг он опустил глаза и замолчал.

Я ухмыльнулся и обратился к Дмитриченко.

– Джек Фёдорович, ты что-нибудь понял, о каком плене Саша говорит, ты можешь растолковать мне? Мне ведь не шуток сейчас!

– Он не шутит, Рудольф Васильевич. Действительно, он был, если так можно выразиться, в плену. Когда мы зашли в сарай, он лежал на сене, на чердаке, связанный. Руки, ноги были связаны, а во рту торчал кляп.

– Ну и дела! – невольно вырвалось из груди. Ну, за столько лет работы в следствии, это первый случай у меня. Где-то, может, были случаи, но в моей практике первый. За что же тебя так, свои же хуторяне так позорно обидели, Саша? Что ты им сделал, что они решили продержать тебя в плену, а, Саша? Как же ты дожил до такой позорной жизни? Мало что ли в твоём хозяйстве живности, надо же, позарился на чужую? Полез в чужой сарай ночью, надеялся на беспечность хозяев. А тут, не тут-то было…

– Это ты, Саша, разукрасил лицо Клавдии, при задержании тебя? Говори, что молчишь?

– Рудольф Васильевич, – слёзно взмолился Чернов, умоляюще глядя мне прямо в глаза, сейчас не до рассказов и объяснений. Времени совсем нет. Надо действовать быстро и оперативно. Нельзя терять ни минуты. Надо задержать беглецов. Я знаю, где они прячутся! Надо торопиться!