Побег в другую жизнь - [41]
Обратно на пристань я пришел уже к отплытию. Мне указали на навес на корме, я там тихо пристроился. Кошки еще спали, попозже я думал разместить их где-нибудь понезаметнее среди груза. Отчалили, единственный парус надул круглое пузо, мерно заработали огромные весла. Дарен к этому времени, наверное, уже встал и, может, даже уже обнаружил мой побег. Я прошептал: «Прости», глядя в сторону замка, но перед собой ни в чем не раскаивался. Все равно у наших отношений не было будущего. Теперь остается только как-нибудь пережить это.
Плыли долго, почти шесть суток. Кошек от команды спрятать, конечно, не удалось, но моя заготовленная для персонала замка и даже пару раз пригодившаяся версия, что их привез откуда-то издалека мифический дядюшка, скрывшийся потом в неизвестном направлении, всех вполне устроила. А, когда, освоившись, они начали охотиться на в изобилии водившихся на зерновом судне грызунов и таскать свою добычу мне на погляд, команда прониклась к ним уважением. Особенно к Масе, не впечатлявшую размерами и мощью, но добычливостью превосходящую супруга раза в два. На дери здесь никто не говорил, но мой слегка модифицированный под дортон язык все понимали. Я сказал, что живу в Дерее, был в Кароне по делам, когда началась война, поиздержался, пережидая ее, и теперь на перекладных добираюсь домой. Легенда прокатила с легкостью, излишним любопытством и разговорчивостью здесь никто не страдал. Команда была малочисленная, заняты все были под завязку, несколько раз и мне пришлось посидеть на веслах. Я был только рад — непривычная тяжелая работа хорошо отвлекала от переживаний и тягостных размышлений.
Чем ближе становился Пеледор, тем больше я боялся, что на пристани меня встретит генерал с арестной командой. Свидетелей моего отбытия из Карона я постарался не оставить, но мало ли кто мог обратить на меня внимание. Пристрастно и качественно проведенное следствие наверняка обнаружит мою сделку по покупке лодки, а дальнейшее уже вычислят без труда. Несколько раз я подумывал сойти где-нибудь на берег и добираться до Пеледора по суше или вообще осесть в другом каком-нибудь городе покрупнее. Но это неизбежно привлекло бы внимание команды барки, и ехать по суше с кошками было все равно, что метить свой путь флажками. Оставалось только надеяться на скорость, с которой мне удалось скрыться, и на то, что никто не знает, куда точно я собираюсь ехать. Все-таки на проведение следствия и поездки туда-сюда требовалось время, и оно пока работало в мою пользу.
О Дарене я старался не думать, но мне это не удавалось. С каждым днем воспоминания становились только больнее и навязчивее. Сколько же их, оказывается, накопилось за всего лишь месяц с небольшим! Я не знал о нем ничего и, одновременно, знал так много. Я знал, как он дышит, как смотрит, как говорит. Я знал, чем он пахнет, и каков он на вкус и на ощупь. Я знал, какие сильные и нежные у него руки, какой горячий и властный рот, как он умеет двигаться внутри моего тела, то глубоко и сильно, то медленно и плавно, именно так, как мне сейчас надо. Я знал, как он умеет радовать и радоваться, каким бывает внимательным и заботливым, нежным и чувствительным, и как хорошо умеет скрывать эти свои качества. О том, что эти его качества могли проявляться только по отношению ко мне, я не думал, потому что не хотел так думать. И без того доставалось с лихвой. Но все-таки я считал, что мне повезло — он у меня был, а воспоминаний у меня никто не отнимет. Просто надо переждать, когда боль уйдет, а она уйдет, время все лечит.
Дождливым серым утром мы причалили на крайнюю пристань столичного грузового речного порта. Я попрощался с командой, выслушал комплименты кошкам и пошел в город. Мне удалось разузнать у матросов несколько адресов дешевых меблирашек и, что особенно меня обрадовало, мне указали на одного старичка, живущего в собственной лачуге недалеко от речного порта и пускающего постояльцев за скромную плату. Это было бы идеальным жильем для меня.
Я шел, накрывшись от дождя выпрошенной на барке дерюжкой, и мечтал о том, чтобы удалось сразу договориться со старичком. Потом начал думать, куда лучше податься, если со старичком не выгорит. Валерьянка надежно делала свое дело, кошки мирно дрыхли в своем мешке, ничто не отвлекало меня от моих приземленных, но жизненно необходимых насущных мыслей. И я даже не сразу поверил своим глазам, почти наткнувшись на одном из поворотов между многочисленными портовыми постройками на знакомую высокую фигуру. Но это был Дарен Астис, и он стоял передо мной, глядя на меня с таким же потрясением, как и я на него.
Глава 13.
Я пришел в себя раньше него и инстинктивно дернулся назад. Он схватил меня за руку:
- Стой! Я ничего тебе не сделаю.
Я молча смотрел на него, машинально облизывая пересохшие губы. Он мрачно усмехнулся:
- Хотя был момент, когда бы я, не задумываясь, тебя убил. Хорошо, что ты мне тогда не попался.
Я знал – не шутит. Убил бы. Он отпустил меня, я слегка расслабился.
- Знаю, - получилось хрипло, но внятно. – Ты имеешь полное право относиться ко мне как угодно, но я ни в чем не раскаиваюсь. Ни в том, что был с тобой, ни в том, что убежал.
Воин Хавальд и полуэльф Лиандра узнают от таинственного незнакомца, что легендарной великой державы Аскир больше не существует, она распалась на семь королевств, где на всех фронтах царят раздор и враждебность. Чтобы предупредить жителей об опасных войсках Талака, Хавальд со своими друзьями отправляется к магическому порталу, который якобы скрыт в труднодоступной Громовой крепости и может перенести их в Аскир. Они и в самом деле находят портал и оказываются в пустынном королевстве Бессарин. Но армия Талака неотвратимо продвигается вперёд. Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтези†°*"˜ (http://vk.com/club43447162).
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Со своими Терим почти не общался, разве что объявлялись дела, касающиеся всех. Но таких не случалось давным-давно. Поэтому Терим очень удивился, когда посреди единственной комнаты, едва не загородив проход, объявился переговорный столб. Больше всего он напоминал аккуратно выпиленный кусок молнии: светящийся, переполненный разрядами.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.