Побег - [9]

– Чего ждете? – спросил серый жеребец. – Это все равно что искупаться в пруду в долине.

– А я никогда не была в долине, – отвечала Эстрелла.

– А я, мне кажется, однажды был, – нерешительно заметил жеребчик, словно пытаясь вспомнить нечто давно забытое.

Он был еще очень молод и вряд ли много помнил о долине – скорее всего, лишь успел родиться там, как его сразу забрали в конюшню.

Обе кобылы вышли из ручья, но жеребец продолжал плескаться.

– Я родился серым и пятнистым, а не белым, как соль!

Вьеха огляделась по сторонам.

– Здесь, наверное, должен быть кораль… Где-нибудь.

– Кораль? – серый жеребец обрушил на них фонтан брызг.

– Да, Гордо, кораль. Место, где есть овес и вода в ведрах. И конюхи, чтобы ухаживать за нами. Взгляни на меня – я вся в грязи, соль въелась в шкуру. Когда все это высохнет, я буду выглядеть ужасно. Мне понадобится уход.

– Так тебе нужен конюх со щеткой? Ты правда этого хочешь? – Гордо гневно тряхнул гривой. – Позволь напомнить тебе, Вьеха: последний наш конюх стоял на палубе и смотрел, как нас сбрасывают за борт. А падре молился и говорил, что это благословение.

Он помолчал, не сводя глаз с Эстреллы.

– Люди – конюхи, священники, Искатель и его солдаты – избавились от нас. Предали нас.

– Но до тех пор они были добры к нам! – возразила вторая кобыла.

– До тех пор! Ха! Это ничего не значит! – рявкнул жеребец.

Кобылы печально опустили головы и замолчали. Гордо не унимался:

– Когда-то они ухаживали за вами, скребли и чистили ваши шкуры, по праздникам вплетали цветные ленточки в гривы и хвосты. Когда-то они клали вам на спины позолоченные седла. Но знаете что? Это ничего не значит! Потому что свои позолоченные седла они ценят больше, чем вас. Думаете, они бросили бы золото за борт, если бы корабль двигался недостаточно быстро? Да никогда! – Тут он понизил голос и снова бросил взгляд на Эстреллу: – Это люди повинны в смерти Перлины.

По холке Эстреллы пробежал холодок при упоминании имени ее матери. Она опустила голову и посмотрела на свои копыта. Только сейчас до лошадки дошло, что она стоит на твердой земле, о чем так мечтала мамита. Здесь она должна научиться бегать и брыкаться… Мама говорила, что этому даже не надо учить, всё получится само собой.

В память о маме ей хотелось побежать, сорваться в галоп, попрыгать и побрыкаться в траве под синим небом и ярким солнцем. Больше никаких гамаков и веревок! Она свободна…

И одинока.

Нужно бежать, бежать изо всех сил и как можно дальше, чтобы избавиться от боли, тоски и горечи, которые поселились в сердце.

Мамита, посмотри на меня!

Эстрелла с места сорвалась в галоп и помчалась вдоль берега ручья, обратно на песчаный пляж, срывая копытами хлопья пены с морских волн…

Все вокруг так отличалось от темного и душного трюма, в котором проходила до этого вся ее жизнь. Эстрелла никогда раньше не знала даже собственного веса – и силы собственных ног. Хвост и грива летели по воздуху, ветер свистел в ушах. На темнеющее на горизонте небо выкатилась луна, и по морю протянулась серебряная дорожка. В небе зажглись первые трепещущие огоньки звезд. Эстрелла мчалась все быстрее и быстрее, едва касаясь копытами земли. Сердце билось ровно и сильно, ритм бега пел в теле, наполняя собой кости и сухожилия, мышцы и мускулы.

Я лошадь, и я рождена, чтобы бежать! Я быстрее ветра!

Она понятия не имела, как далеко успела убежать – песчаный берег казался бесконечным, – но вскоре различила стук копыт у себя за спиной.

– Хасинта! – окликнул ее молодой жеребец.

Она резко остановилась и обернулась.

– Нет! Это не мое имя.

Их догнали остальные лошади.

– Но так тебя называли люди! – сказала Вьеха.

– Хасинтой назвал меня Искатель! – фыркнула Эстрелла – Но моя мама дала мне имя Эстрелла. И теперь мы, как сказал Гордо, свободны от Искателя, свободны от людей. Нам нужны новые имена, потому что мы теперь в новом…. Новом…

Она не знала, как назвать это место. Новым Светом ей называть его не хотелось – это был их дом, давно потерянный и вновь обретенный. Но поймут ли ее? Чувствуют ли ее соратники то же, что чувствует она? Ведь они не видели вспышки в глазах Перлины, и в головах у них вряд ли скачет среди высоких трав маленькая Первая Лошадь…

– Выбрать имена? – переспросила каштановая кобыла. – Люди назвали меня Феа[4] – из-за отметин на морде.

– Но ты – это же не только пятна на шкуре! – возразила Вьеха. – Им следовало бы называть тебя Анжелой. Ты была рядом со мной в море, ты подбадривала меня и не оставила ни на миг. Ты напомнила мне, что я королевская лошадь, носившая на спине королев и принцев, что у меня широкая грудь и сильные ноги и что я могу плыть. Ты придала мне сил и храбрости – словно один из тех ангелов, о которых рассказывал толстый падре.

Феа горячо воскликнула в ответ:

– Но ведь ты, Вьеха, всегда была добра ко мне, пока мы жили в трюме. Ты не жадная, как Центелло. Ты всегда делилась всем, что у тебя есть. Ты гораздо больше, чем Вьеха[5]. В твоей широкой груди бьется большое сердце.

– Значит, мы будем звать тебя Корасон![6] – кивнула Эстрелла.

– Но меня всегда звали Вьехой, я не уверена, что смогу привыкнуть к новому имени…