Побег из жизни - [41]

В доме Елкина Савченко не видел никаких портретов, кроме икон. Единственно, что привлекло его внимание, так это книга «Житие святых», лежавшая на столике в комнате Натальи. Хотя адрес типографии в ней не указывался, но как по орфографии, так и по полиграфическим особенностям Савченко понял, что книга печаталась за рубежом.

Вместе с Натальей читал он это «Житие». От Натальи же узнал Савченко, что ее дядя — брат отца — давно живет в Америке. Он духовного звания. Однажды Евлампий Елкин молился в соборе и познакомился с проезжим иностранцем, через которого отправил брату письмо. В нем Елкин писал о своей жизни, о церковных делах, писал, что крепнет вера и приобщаются к богу молодые. В воину Отечественную часто колокола звонили, и звон тот глубоко проник в людские души. Многие и крест нательный носить стали.

В прошлом году с ответным письмом от брата к Елкину пришел какой-то человек, который затем передал ему книги.

— Вначале отец очень обрадовался письму. Часть книг роздал верующим, а потом почему-то рассердился на своего нового знакомого и спрятал оставшиеся книги на чердаке. Нечистой силы испугался. Боится ее отец страшенно, — рассказывала Наталья. — А совпало это с тем, что за околицей утром кости нашли с копытами. Отец копыта нитками перевязал и в навоз зарыл. Сгниют в навозе, сказывал, и наваждение кончится.

Ненароком Савченко повел разговор с Евлампием про «святую» книгу, спросив, где достать такую, чтоб отвезти в подарок тетке.

К разговору этому Елкин отнесся двойственно. Ему нравилось религиозное любопытство Савченко, но что-то, видимо, раздражало старика при намеке на источник происхождения книги.

«Есть души чистые, господу верные, — бормотал он, одобрительно поглядывая на Савченко. — А тот пришел. Я, говорит, от брата. Ну, от брата — значит, заходи с миром. Мы все братья. Письмо привез.

— А от какого он брата? — спросил Савченко.

— От единоутробного моего, — отвечал Елкин.

— А отчего же сам брат не пришел?

— Далеко по воде, океану. А он говорит — от брата и письмо подает, — Елкин даже показал Савченко письмо. — Во второй раз на машине приехал. «Возьми, — говорит, — книжки божественные. От брата привез». Я возьму, если от брата, возьму. Взял. А потом господь умудрил. Увидел я рога незримые. Сомнение взяло. Все меня про мирское спрашивает. Нет, думаю, не от брата он.

— А письмо-то — от брата? — перебил Савченко.

— Письмо-то — от брата, да сам-то он вроде не от брата. Он про свое — а я про божье. Как про божье стану говорить — он все морщится да нетерпенье выказывает. Я взял да встретиться с ним в соборе наказал. Он пришел. Службу слушал. А я глядел за ним. Как сказал священник «Изыдите оглашенные», так он — топ, топ — и пошел из церкви. А я за ним. Вот тогда и сказал ему: «Не от брата ты!»

— А от кого же он? — спросил Савченко.

— От лукавого, — понизив голос, сообщил Елкин.

— И остави нам долги наши, яко мы оставляем должникам нашим. Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, — сказал Савченко.

Елкин смиренно вздохнул.

— Вразумлял я его, да не привел господь. Заходил еще. Я ему все толковал: «Крест целуй чаще! Молись! Душу спасай!» Хотел от его наваждения очистить, а он сердится. Ну, думаю, не изыдет бес. А недавно так совсем непристойное сказал, оборотень! Я ему как начал: «Не от брата ты», а он и говорит: «Не от брата я! Не от брата!» — «От кого ж?» — говорю. «От матери», — отвечает. «От какой, — говорю, — матери?» — «От разэдакой матери!» — изрек и ушел, осерчав.

— Как давно был он? — быстро спросил Савченко.

Елкин, прищурившись, сказал:

— На середокрестной. Ночевать просился.

— Это как по-мирскому? — спросил Савченко.

— Ох! Уж мирское это, — вздохнул Елкин. — Календарь возьмешь, просветишься, коль неграмотный.

— А как зовут его? — спросил снова Савченко.

— Грачевым нарекся, — ответил Елкин и притих.

Дальнейшие попытки разузнать что-нибудь поподробней ни к чему не привели. Старик вдруг замкнулся, недоверчиво поглядел на Савченко из-под нависших бровей своими маленькими глазками и погрозил черным заскорузлым пальцем.

— Ох и хитрый. Все вы хитрые. Он говорит от брата. А сам от лукавого. Как сказали изыди — так он — топ-топ — и пошел. А ты говоришь — слепой, прозрел от молитвы. А сам хитришь. Ой, хитришь.

Андреев, выслушав рассказ Савченко, решил, что надо хотя бы на этом этапе прервать знакомство с Елкиным, чтобы не вызвать с его стороны еще больших подозрений. В ближайший же день Савченко распрощался со стариком, объявив ему, что уезжает обратно к тете.

«Не напутал ли Елкин? Почему он Николаева назвал Грачевым? Забыл, что ли, как тот представился? А может быть, сам хитрит. Не договаривает чего. Умышленно путает», — думал Савченко, докладывая Андрееву сведения, полученные от общения с Елкиным. Но сопоставив дату последнего визита Грачева с датой мнимой гибели Николаева, Андреев пришел к выводу, что Грачев приходил к Елкину после трагического происшествия в Нижнем Тагиле. И это снова подтверждало предположение о том, что Николаев не погиб и выступает теперь под именем Грачева. Описание пачек, которые Малов принимал за портреты, а Наталья называла книгами — совпадают. Дата и визит на «Москвиче» подтверждаются Маловым, Натальей и Елкиным. Характер действий, так сказать, почерк один. И наконец, события относятся к одному действующему лицу. Второго в доме Елкиных не было.