Побег аферистки - [17]

«Вот как мы здесь жили три недели, не разлучаясь, так и дома будем жить, — успокаивал себя Григорий. — Только здесь мы развлекались, а там будем работать. Чего сомневаться или бояться?».

И он привез Карину с собой. На вокзале, когда они сошли с поезда, Григория прожгла мысль, что девушке не понравится Славгород. Ведь это — почти село, а она же жила… Стоп, а где она раньше жила?

В неистовстве курортной любви он даже не поинтересовался этим. А теперь выспрашивать неудобно — как не крути, а он уже попросил ее руки и получил согласие.

Григорий остановился, вопросительно взглянул на Карину, и она ему подбадривающе кивнула в ответ. Три километра от станции шли пешком, брели полями, под посадками, чтобы меньше любопытных глаз их видело. В конце концов добрались домой, пройдя последний отрезок пути огородами.

— Прошу, заходи, — взволнованно сказал Григорий, открывая калитку. — Не бойся, собака привязана.

— Кого же ты оставлял здесь на хозяйстве на целый месяц? — спросила девушка, поняв, что во дворе никого нет. — Кто твою живность кормил?

— Соседи, через два дома от меня живет наша почтальонка, тетка Флора с дочкой Ириной, вот они и присматривали, — хозяин тем временем заглянул в почтовый ящик, вынул газеты и отпер дверь.

…Гришкин дом был точной копией тех старинных сооружений, в которых под одной крышей жилы люди, располагались помещения для домашних животных и другие хозяйственные постройки. Он имел двое входных дверей. Одни вели в хлев, свинарник и курятник, другие — в жилую часть. Между ними размещались хозяйственные помещения: сарай, амбар, кладовая и хранилище инвентаря. Отдельного входа с улицы эти вспомогательные помещения не имели и соединялись с хлевом и человеческим жилищем рядом темных коридоров. Вообще дом был хоть и не произведением искусства, зато удобным, главное — он занимал малую площадь и не нуждался в большом дворе. Издавна такие дома испытаны были в ненастье, ибо позволяли, не выходя на улицу, управляться с хозяйством и со всей домашней работой.

У входа в жилую часть дома была пристроена небольшая веранда, оснащенная столиком под окном и двумя табуретками возле него. Дальше шел коридор. Большую часть его торца занимала стремянка, ведущая на чердак, а в уголке коридора одинокой свечкой торчал холодильник. В следующей комнате, скорее всего, служащей холостому парню прихожей и гостиной вместе, Карина села на краешек стула и осмотрелась. Григорий бросился к окну отворять форточку:

— Воздух застоялся, проветрю.

— Ты, помнится, говорил, что у тебя дом новый, — разочарованно заметила Карина, видевшая в своем воображении — теперь можно было ставить сто против одного — современную многоэтажную виллу.

— А он и есть новый, четыре года назад выстроен, но по старинному проекту.

Карина скептически фыркнула, но ничего не ответила. Тогда Григорий, заметив ее разочарование, обрадовался, что она промолчала, — думал, что привыкнет да притрется. А намного позже, сказать наперед, жалел, что она не ударилась в скандал — вот тогда точно можно было бы рассчитывать, что она притрется. А так, видишь, затаила свое, неискреннее…

Славгородские женщины потеряли дар речи! На Григория многие из них смотрели с надеждой и ожиданием. Но местные претендентки на роль Гришкиной жены его не торопили, пребывая в уверенности, что он ручной и домашний и никуда не денется. И вот на тебе — выкинул кандибобер!

Карине и село, и дом — пускай уж будет длинный и узкий — понравились, как она, перегорев первыми впечатлениями, сказала. И Григорий старался верить ей.

— А после свадьбы я поеду домой, заберу свои шмотки, улажу дела с квартирой и регистрацией, уволюсь с работы, — тарахтела Карина, развешивая в шкафу наряды.

Но Григорий, не забыв ее фырканья в день приезда, затеваться со свадьбой осмотрительно не отваживался, молодые скромно зарегистрировали брак, а на следующий выходной созвали соседей, пригласили ближайших родственников и посидели во дворе под виноградными гроздями с хорошей выпивкой и закуской.

И все-таки он немного перебрал — свадьба есть свадьба. Тем более что на праздник приехал единственный родственник молодой — брат, с которым она, по ее словам, давно не виделась. Григорию новый родственник понравился, поэтому он и потерял бдительность с выпивкой.

Гости разошлись далеко за полночь, и Григорий, простившись со всеми и украдкой вздрагивая от пьяной икоты, грустно взглянул на неубранный стол и груду грязной посуды.

— Иди отдохни, — ласково сказала Карина, заметив состояние своего скороиспеченного мужа. — Я сама здесь уберусь.

— Спасибо, — облегченно буркнул Григорий и исчез в темноте, Карина не успела даже увидеть, куда он подевался.

А Григорий решил в дом не идти — понимал, что в духоте его развезет еще больше, поэтому пристроился на садовой скамейке под кустами жасмина, где его никто не мог увидеть, прихватив на всякий случай тряпку в качестве подстилки. Но, как говорят, Бог милостив — к нему пришел сон, а со сном облегчение. Проснулся он оттого, что озяб, но его еще что-то насторожило. Это были чьи-то голоса, специально приглушенные.

Он чуть приподнял голову от скамейки и прислушался, подумал, может, жена его зовет. Один из голосов в самом деле принадлежал Карине, но она не к нему обращалась, а говорила с братом. Ага, чаевничают за убранным столом, — догадался Григорий, и уже хотел было присоединиться к ним, чтобы снять похмельную сухость во рту, но то, что услышал через минуту, удержало его на месте.