Победоносцев: Вернопреданный - [190]

— «Если народное образование будет идти таким же шагом, каким шло и теперь идет, то православная Россия еще в течение долгого времени не достигнет всенародного распространения грамотности и будет возрастать в невежестве!»

Да, в невежестве! Это надо признать!

— «Изыскание способов к материальному обеспечению церковно-приходской школы является делом настоятельной необходимости».

Сколько раз он убеждал и Бунге, и Витте, и самого императора-Миротворца уравновесить средства Святейшего синода и Министерства народного просвещения! И что же он получал в ответ? Только Витте пошел навстречу с открытым сердцем и кошельком. А чем это завершилось?

Индивидуальный террор в массовом исполнении

Он жил в тяжелейшее время — такого лихолетья на Руси еще не существовало. Закалывали кинжалами, подкладывали и швыряли бомбы, стреляли из пистолета за пределами отечества. Убивать убивали и из-за угла тоже, разбойничали на дорогах, в лесах и ущельях, но среди бела дня при всем честном народе, не считаясь со случайными прохожими, — нет! Вообще для России индивидуальный террор не был характерным явлением. Чтобы начальство рвать на куски — боже упаси! Для России привычны кровавые бунты, мятежи, восстания, дворцовые перевороты, сопровождавшиеся смертоубийством, и дворцовые революции, тоже сопровождавшиеся смертоубийством. Представители верховной власти, Божьи помазанники у нас гибли точно так, как и в других странах, но чтобы этаким манером, как нынче, — никогда! Он был законник, юрист, правовед по призванию, один из немногих, кто знал европейское право, один из немногих, кто имел понятие о значении исторического подхода к предмету исследования, особенно такому, как право, один из немногих, для кого религия, мораль и нравственность находились в тесной связи с судебным разбирательством. «Какую же надобно мне занять позицию?» — спрашивал он сам себя в минуты тягостных сомнений.

Сорок лет назад, за год до выстрела Каракозова, убили американского президента Линкольна. Но это был, в общем, единичный выстрел. Каракозов открыл эпоху настоящей пальбы, которая очень быстро уступила место или, что вернее, была дополнена метательными снарядами. Император спросил Каракозова:

— Кто ты? И за что покушался на мои дни?

Компания, которая вскоре собралась в III отделении, смотрела на раздетого догола Каракозова с величайшим удивлением. Обер-полицеймейстер генерал-майор Анненков узнал о происшествии последним, обедая в Английском клубе. Каково?! Монарх в Летнем саду, а обер-полицеймейстер поедает ростбиф! Шефа жандармов князя Долгорукова вызвали нарочным, а прибыв, он осмотрел и расспросил Каракозова, не переставая поражаться. И сразу решили — поляк! Очень удивились, когда достоверно выяснилось, что — русский! И православный! Не может быть! Оказалось, что может быть, и не только это! Думали, что дальше декабристских дискуссий о цареубийстве дело не пошло и не пойдет. Императора Николая I никто не трогал, но там на страже стоял Бенкендорф. Ездил рядом на сиденье в карете, с заряженным пистолетом. Тоже не бог весть что, но все-таки! И вся эта чепуха — после бомбы Орсини в Париже! За десять без малого лет не очухались! Какой-то Буташевич-Петрашевскйй выискался! А следствие как проводилось?! Комедия! Даже Муравьев — вроде бы опытный человек — воскликнул:

— В прискорбных происшествиях виновна русская литература! Она стоит и стояла на ложном пути!

Когда обнаружили, что Каракозов лет пять назад лежал в клинике, где пользовался от сифилиса, — обрадовались. Вот причина! Разврат! Чуть не утопили в нужнике. Когда оправлялся, двое жандармов стояли у дверей — до стульчака шагов восемь! Восемь шагов! Да тут не только ловкий утопится, тут сорванной доской жандармов прибить нетрудно. Анненков сдал должность Трепову, Долгоруков — Шувалову. Прежние в следственную комиссию не допускались. А как их допустить, когда они по три раза в ночь Каракозова будили и заговаривали по-польски: считали — верный прием! Об обществе «Ад» мало кто знал. Зато ели в комиссии — завтрак, обед, чай от Двора, но так ничего и не поняли, хотя Каракозова и повесили по приговору суда. Вот в какой обстановке открывалась эра индивидуального террора в России, и должна она была привести и привела к большому — величайшему — террору в истории человечества. Никто у нас долгое время, да и теперь тоже, о таком развороте событий не думал, да и теперь не думает, а ведь тот самый, времен Константина Петровича, террор удобрил и расчистил почву для массового — красного — террора, который и длился почти до сей поры, принимая разные формы. Белый террор недолго свирепствовал, но вот красный перегреб миллионы людей, а все начиналось с вонючего и дурно обустроенного нужника в крепости — с полного бессилия власти, с попытки придать делу Каракозова частный характер! Разве может православный покушаться на жизнь православного же монарха! А Оказалось, что может и еще как может! Православные в террор шли чередой!

Кому война, а кому мать родна!

И более того — что его ужасно унижало в первую очередь! — не обращали ни малейшего внимания на пылающую войну. Балканский конфликт, защита славян ни малейшим образом не влияли на общественное поведение тех, кто сеял смертельную смуту на просторах России. Александр II посчитал человеческим долгом отправиться в армию, наследник мерз в палатке, составляя диспозиции и возглавляя довольно удачные действия Рущукекого отряда, а Соловьев упражнялся в стрельбе из пистолета и спорил за право вогнать пулю в царя с каким-то Гришкой Гольденбергом, который к тому времени уже изловчился убить харьковского генерал-губернатора князя Крапоткина. Еще не успели высохнуть чернила под Сан-Стефанским миром, еще Россия корчилась в осаде, придавленная и обворованная Берлинским трактатом, как в августе 1879 года какие-то недоучки, присвоившие себе вывеску «Народная воля», вынесли смертный приговор императору. Созрела вся нечисть, когда солдаты гибли на Шипке и у стен Плевны, когда народ сносил в славянские комитеты по копеечке заработанное потом и кровью. Почему же тогда эта публика не восстала против войны? Почему и зачем, а может быть, и в интересах кого, точили неумные цареубийственные кинжалы? Вот уж поистине, кому война, а кому мать родна! Через два десятка лет большевистским политиканам война тоже вышла родненькой мамочкой!