Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда - [10]
На рассвете выходим! Редкие камни пролетают на достаточно далеком расстоянии от стены, но эмоции при каждом гудении летящего сверху камня ― поневоле прижимаешься к скале!
Движение идет успешно. Абалаков идет первым ― в паре с Нагаевым, не соглашается выпускать никого вперед он не относился к нам свысока ― достаточно уверен в нас, но для себя он хочет быть «в форме», уверяться в себе, он берет на себя самое трудное и опасное ― это его постоянный принцип. Побаливает ампутированная ступня, трескается кожа на пальцах, но он молчит об этом. Автор в паре с Ануфриковым идут вторыми.
Скалы местами совсем трудны: пара зайльцугов[4], один раз Виталий становится на плечи долговязому автору...
К вечеру слышен довольный голос Виталия: «есть хорошее место для ночлега». Это оказывается ступенькой для сидения, вырубленной им во льду. Обычная ночевка в полудреме, с тоскливым ожиданием рассвета тесно, под боком какой-то камень. Кругом молчащие вершины, виднеющиеся в ночной мгле, снега цирка, а над нами яркие колючие звезды.
Рядом со мной Миша Ануфриков, в прошлом году пришедший в команду и сразу ставший основным ее членом, рабочий парень, увидевший горы и влюбившийся в них бурный, вспыльчивый, отличный скалолаз и верный товарищ, вдобавок с недюжинным художественным чутьем и остро чувствующий красоту гор. Ему всегда хотелось показать другим эту красоту и привлечь их в горы. Он не сразу притерся в команде, обидчивый, а в команде установился стиль вечного подтрунивания всех над всеми. На первом же восхождении его оценили все.
Он воевал под Москвой и на Кавказе, награжден орденом. Еще до войны побывал на Ушбе и других вершинах, в 1944 г. прошел траверс Джугутурлучат, в 1946-м траверс Цейской подковы. Высокие работники Госкомспорта бледнели при его появлении ― ответственного секретаря Всесоюзной федерации альпинизма: не добившись своего, он не уйдет! Если бы не он, может не состоялся бы «Эверест ― 82».
Утром движемся дальше по местами мокрым, частично обледенелым скалам еще одна такая же, как первая, ночевка. Где-то в Эдде[5] есть стих: «Спать не должно в шатрах ― викинг спит на щите, небо синее над головой» ― оно, конечно, так, но мы, грешные, предпочли бы палаточку...
Дальше такой же путь, и вот вершина, последние метры легкие. Под нами весь Цейский цирк. Нас охватывает знакомое всем альпинистам «чувство победы» ― мы одолели, мы выстояли, наша взяла!
Времени до темноты мало, скорее вниз. Автор еле успевает просмотреть свой маршрут по стене на соседний Мамисон.
Странный народ альпинисты: добравшись с трудом до вершины, торопятся уйти с нее! (Следует прозаично сказать, что «чувство победы» опасно, ведь многие аварии как раз происходили на спуске, когда люди расслаблялись).
Горный спорт тяжелый, потный, мало времени смотреть вокруг ― надо держать темп под рюкзаком, на привале отдышаться и подшнуровать ботинки. Мартирос Сарьян сказал «смотрят все ― но надо уметь видеть!». Альпинисту надо пройти большую школу походов, чтобы научиться видеть за короткую выхваченную минутку запомнить, унести с собой все увиденное. Ведь то, что было тяжелым трудом, превратится в синюю сказку… В цирк вечно молодых снегов входишь с благоговением, но надо ведь и повесить сушиться носки и брюки ― и надо уметь не замечать их.
Теплая встреча в «Торпедо». Вечером начальник альплагеря Алексей Золотарев, старый знакомый еще с 1934 года, когда мы с Б.Алейниковым опередили его с отечественным первовосхождением на Мамисон, зовет к себе в гости поговорить. После обычных расспросов он:
― Ну, и какая же средняя крутизна стены?
Абалаков, простодушно:
― примерно градусов 70.
― Значит, под 70 и разведем! ― говорит Золотарев, доставая бутылку медицинского спирта.
Увы, беспощадный Абалаков разрешает нам только по одной рюмке...
В летнем сезоне спиртное категорически запрещалось, (не одобрялось и излишнее чревоугодие, но понимание этого термина Абалаковым порой резко расходилось с мнением молодежи). Возвращаемся в «Шхельду» ― немного учебной работы и готовимся к следующему броску.
Часть третья
Уллу ― Тау ― Чана
Мы беспокойны, мы любим север.
Эмиль Верхарн
Мы находились теперь в хорошей форме, было намечено прохождение северной стены Уллу-тау-чаны ― вершины, перегораживающей верховья ущелья Адырсу, в то далекое время «проблемы № 1» ущелья.
Как всегда, первая связка ― Абалаков, теперь с автором ― вышла на день раньше: принципом оставался предварительный просмотр пути, «прослушивание» вершины, а к вечеру мы прорубили ступени на ледовом склоне до начала скального пояса, так как решено было «кошек» не брать.
Ходить в связке с Виталием было интересно, но и трудно. Интересно вместе обсуждать путь подъема и тактику движения, да и поговорить на привале. Походив в связке, он (суховатый при первом, и не только первом знакомстве), понемногу раскрывался ― разносторонне образованный, много повидавший и продумавший, с большим юмором, начитанный и переваривший прочитанное, любивший стихи и многие из них помнивший, с большим вкусом и художественным чутьем ― был интересным собеседником.
Во время движения многословие жестко пресекалось. Команд и тем более окриков у нас все-таки никогда не было. Виталий всегда шел первым, за исключением рельефа, где было не избежать попеременной страховки, стоило огромного труда «отгорловать» хоть часть рубки ступеней, не говоря уже о скальной работе. Зато к действиям второго был требователен жестко ― натяг или слабина страховки вызывали замечание, крючья следовало подавать немедленно, готовить страховку тоже.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.