Победителей не судят - [35]

Маленькие, засвеченные излучением солей урана фотопластинки уже несли на себе тень огромных грибовидных взрывов, стерших в этом мире с лица земли Хиросиму и Нагасаки. Наш мир, благодаря вмешательству потомков, теперь, скорее всего, будет полностью избавлен от ядерного оружия как такового. Если думать об этих ужасах постоянно, можно сойти с ума, поэтому местные люди абстрагируются от таких кошмарных мыслей о всеобщем уничтожении, живя почти такой же обычной жизнью, как и их предки в первой половине ХХ века. Они влюбляются и женятся, ходят в синема или смотрят свой телевизор, а потом старушки на лавочках долго и обстоятельно обсуждают приключения любимых телегероев.

Очень интересная встреча произошла у нас уже в Москве, в ресторане той гостиницы, в которой нас поселили: оказывается, там проживали и другие писатели-журналисты из нашего времени. Одним из них был знаменитый американец Эрнест Хэмингуэй, другим – французский летчик и писатель Антуан де Сент-Экзюпери, а еще двое были современными мне знаменитыми у себя в Совдепии большевистскими писателями Аркадием Гайдаром (Голиковым) и Константином Симоновым. Компанию им составлял местный американский журналист Майкл Бом.

Хотя, что я так злоблюсь по поводу большевистских писателей? Каждому времени – свои герои, и год сейчас хоть и восемнадцатый, но совсем другого века. И к тому же этих двоих надо уважать хотя бы за то, что и тот, и другой от первого до последнего дня провели последнюю молниеносную войну военными корреспондентами в окопах на первой линии: Симонов под Гродно, а Гайдар-Голиков на самой вершине Белостокского выступа, там, где германцам чуть было не удалось прорвать большевистский фронт. К тому же если Гайдар-Голиков был происхождения вполне разночинского, предки которого были учителями, то Константин Симонов был сыном генерал-майора русской армии Михаила Симонова и княжны Оболенской, то есть по женской линии происходил из Рюриковичей.

Получилось так, что меня и моих спутников к этой компании в гостиничном ресторане привлек невысокий худощавый коротко стриженный человек в полувоенной-полуспортивной одежде, который, размахивая руками, рассказывал сидящим вместе с ним за столиком, как водил в штыковые контратаки стрелковый полк, и как в первый и второй день войны одного за другим подряд убило двух командиров, а полковой комиссар оказался годен только к произнесению пламенных трескучих речей.

Худенькая, немного угловатая девушка в больших очках и с короткой стрижкой, переводила слова этого человека на английский – и перед гостями и этого времени, и этой страны вставали картины страшного приграничного сражения в июне сорок первого года. Подобные рассказы от том, как русские стриженные мальчики ложились рядами под огнем германских пулеметов, я много раз слышал от выживших участников злосчастной для русской армии битвы при Сольдау в 1914 году. Такие, да не совсем.

Большевики, пусть с помощью потомков, свое «Сольдау» все же выиграли, обратив вспять германское вторжение, да и подготовились к войне они гораздо лучше. Как рассказывал этот человек – несмотря на то, что на их полк навалилась как бы не целая германская пехотная дивизия, фронт они удержали, отбивая одну атаку за другой, и время от времени, когда перегревшиеся пулеметы не могли сдержать натиск одетых в фельдграу подвыпивших германских солдат, поднимались в ожесточенные штыковые контратаки. И грохотала тяжелая артиллерия, перемешивая с землей германские позиции, с воздуха накатывающиеся на русские окопы серые волны избивала захватившая небо краснозвездная авиация. А когда стало ясно, что нашим все равно не устоять, к месту прорыва на грузовиках были вовремя переброшены две свежие мотострелковые дивизии из армейского резерва и несколько батальонов потомков, которые встречным ударом опрокинули врага и оттеснили его обратно к границе…

– И тут война, большевики, германцы, – со вздохом сказала мне Вера, кутаясь в шаль, – уйдем отсюда, Иван…

Я уходить не пожелал. Вместо того спросил у сопровождающего нас господина Соломина, кто эти люди, которые сидят за тем столиком. Тот поименно перечислил присутствующих, добавив, что мистер Бом давно живет в Москве, женат на русской, прекрасно владеет русским языком, успешно прикидывается простаком, но на деле не такой дурак, каким хочет казаться. Выслушав господина Соломина, я оценивающе посмотрел на нашего сопровождающего. Уж слишком он хорошо осведомлен для обычного журналиста, ездящего туда-сюда по заданию редакции. Это случайно не Чека протянуло к нам свои длинные руки, чтобы достать еще одного убежавшего от революции эмигранта? Так я подумал, и тут же устыдился своих мыслей. Местное Чека, именуемое здесь ФСБ, уже давно не охотится за беглыми эмигрантами, ну разве что этот эмигрант нашкодил уже против буржуазной России XXI века… А если господин Соломин действительно из ФСБ, то ничего страшного.

Одним словом, я попросил нашего сопровождающего по возможности представить нас той компании. Уж больно интересен показался мне большевистский писатель и журналист, личным примером поднимавший в атаку пехотный полк. Из поэтов и писателей нашего времени, которое тут именуют «Серебряным веком», на такое был способен только Николай Гумилев (мир его праху) и, кажется, больше никто. Господин Соломин ответил, что в моей просьбе нет ничего невозможного, и уже вскоре мы сидели все вместе, сдвинув в один ряд сразу три стола, и вели весьма занимательную беседу.