Победителей не судят - [33]

– Сколько, сколько, мистер госсекретарь? – удивленно спросил вице-президент Уоллес. – двадцать триллионов? Я не ослышался?!

– Нет, мистер вице-президент, не ослышались, – ответил Корделл Халл, – но дело не только в этом. И беда даже не в том, что наши потомки (точнее, правящие ими денежные мешки) в погоне за прибылью уничтожили собственную американскую промышленность, переведя производства в отсталые страны с низким уровнем заработной платы. Дело в том, что нет такой мерзости и извращения, которое не было бы признано там «нормальным», а люди, которые действительно ведут себя нормально, подвергаются в тамошней Америке гонениям и третированию.

Ты можешь представить, Фрэнки – почти все штаты признают законными браки между двумя мужчинами и между двумя женщинами! И, более того – ориентированных таким образом людей еще и подвергают так называемой позитивной дискриминации, то есть предоставляют им всякие незаслуженные льготы и привилегии, только потому, что они якобы являются угнетенным меньшинством. Мерзость, скажу я тебе, невероятная… И, самое главное – эти люди, давно уже не угнетенные, сами начинают угнетать других, объявляя свое извращение нормой, а норму – извращением. И пресса при этом стоит на их стороне, заставляя людей забывать о христианских заветах.

Свобода слова, как таковая, давно уже не существует. И пусть формально некая республиканско-демократическая партия, демонстрирующая полное единство целей и единодушие в вопросах тактики, и не оформлена, но политическая элита ведет себя так, будто такая партия существует, а у ее руля стоят безумцы, ведущие Америку наших потомков прямиком в пропасть. Даже избранный народом президент (надо сказать, не самый приятный человек, но цели и задачи которого вызвали у меня симпатию), был обложен этой камарильей со всех сторон и связан законодательными инициативами Конгресса по рукам и ногам. Он даже не может сформировать свою команду, в силу чего вынужден работать с кем придется и как придется.

– Если бы у тебя, Фрэнки, была такая дерьмовая команда, – заметил Гопкинс, – мы бы ни за что не справились с Великой депрессией.

– Значит, так, – резюмировал Рузвельт, – исходя из ваших слов, я должен сделать вывод, что тамошняя Америка живет не по средствам, ее промышленность находится в упадке, народ развращен, а у ее руководства стоят бездари, безумцы и извращенцы. Скажите, все это вам рассказали русские или у вас были и независимые источники информации?

– Русские, Фрэнки, нам ничего не рассказывали, – ответил Гопкинс, – и информацию о происходящем мы черпали из прямых и независимых источников, американского телевидения (будь оно неладно) и интернета…

– Интер… чего… – не понял Рузвельт.

– Интернета, – пояснил госсекретарь, – это что-то вроде помеси телевидения с Телексом¹⁶ – этакая информационная сеть, способная распространять огромное количество кино– и фотоматериалов, а также текстовой информации, и при этом доступная даже самым обычным гражданам не в самых богатых странах мира. Вы можете представить себе мгновенную общедоступную связь, когда так называемое электронное письмо, отправленное из Москвы, в момент будет получено там, где находится абонент – в Лондоне, Вашингтоне, Шанхае, Сан-Франциско или Аделаиде? А свежий выпуск «Вашингтон Пост» или «Нью-Йорк Таймс» одновременно может читать любой человек, в какой точке земного шара он бы ни находился. За время пребывания в Москве XXI века я понял, что наша планета – чертовски маленький шарик, и только от нас зависит, сохранится он или разлетится вдребезги. Одним словом, мы сами получали информацию о тамошней Америке (что было совсем не трудно), и мнение, которое мы о ней составили – только наше и больше ничье.

– Я вас понял, джентльмены, – кивнул Рузвельт, стараясь не углубляться в размышления о столь удивительных вещах, – а теперь скажите, что, по мнению мистера Путина, нам необходимо сделать, чтобы приструнить наших зарвавшихся потомков; и самое главное, что мы с этого будем иметь?

– Самое главное – мы не должны вредить той Америке, – медленно произнося слова, ответил Корделл Халл, вид которого был чрезвычайно серьезен. – Мистер Путин хочет, чтобы Америка вернулась к вашему «Новому курсу», а те политики, что пытаются продолжать проводить порочный курс, делающий ее всемирным полицейским-демократизатором и диктатором-тираном, распространяющим по миру извращения, отправились в политическое небытие. За это, при условии сохранения доктрины Монро, мы получим возможность управлять этим миром на равных с дядюшкой Джо правах. Он будет рулить своей половиной мира, а мы – своей, что при условии взаимного невмешательства во внутренние дела друг друга сделает этот мир безопасным и максимально благоприятным для жизни.

– Вы думаете, что все это возможно? – спросил Рузвельт, – в смысле, изменить жизнь нашего народа, уже далеко зашедшего по пути грехопадения и разврата?

– Оказание влияния на внутриполитическую обстановку в Соединенных Штатах XXI века – дело трудное, но вполне реальное, – твердо ответил Корделл Халл, подкрепив свои слова наклоном головы, – тем более что многие американцы, причем авторитетные и достаточно высокопоставленные, находятся на нашей стороне. Так что изменение образа жизни наших потомков – дело не такое уж и безнадежное. В Москве мне довелось встретиться с моим тамошним коллегой. Он умный, как мне кажется, человек; и если все сделать как надо, то с ним и с такими как он, мы всегда найдем общий язык.