Победитель - [15]

Пишу, пишу, чтобы не заснуть, иначе смерть!

Мороз, мороз, мороз… но нужно пересилить себя и не спать.

Только не спать, потому что это — смерть! Смерть должна быть здесь, поблизости. Там, на Земле, должны рисовать ее пребывающей на Луне, ведь здесь ее царство…

Почему мы стоим? Ах, правда! Какое это имеет значение!..

Палюс Петрудинес, на дне расщелины, 7°36′ з. д. 26° с. ш.

Вторые сутки, 62 часа после полуночи.

Итак, это произошло. Мы обречены на смерть, без всякой надежды на спасение. Мы знаем об этом уже около шестидесяти часов, достаточное количество времени, чтобы освоиться с этой мыслью. Итак — смерть…

Спокойно, спокойно, ведь это ничему не поможет. Нужно смириться с тем, что является неизбежным. Впрочем, для нас это не такая уж неожиданность, еще там, на Земле, отправляясь в экспедицию, мы знали, что подвергаемся смертельной опасности. Но почему же смерть не обрушилась на нас внезапно, как удар грома, почему она появилась в поле нашего зрения и приближается так медленно, что мы считаем каждый ее шаг и ждем, когда она начнет хватать нас холодной рукой за горло и душить…

Да, душить. Мы все задохнемся. Запаса сжатого воздуха нам при строжайшей экономии хватит только на триста часов. А потом…

На Луне, посреди бескрайнего простора Моря Имбриум, останутся четыре трупа в закрытом автомобиле.

А может быть, совсем иначе! В тот момент, когда у нас кончится кислород, мы откроем двери нашего автомобиля — настежь. Одна секунда — и мы окажемся в безвоздушном пространстве. Кровь брызнет изо рта, из ушей, из носа; несколько судорожных, отчаянных вдохов грудной клетки, несколько бешеных ударов сердца — и конец.

Зачем я пишу все это? Зачем я вообще пишу? Ведь это не имеет никакого смысла. Через триста часов я умру.

Часом позже.

Возвращаюсь к своему дневнику. Я должен заняться чем-то, иначе эта мысль о неизбежной смерти сведет меня с ума. Мы ходим по автомобилю и бессмысленно улыбаемся друг другу или разговариваем о чем-то незначительном. Минуту назад Варадоль рассказал, как в Португалии приготавливают некий соус из куриной печени с каперсами. А в это время все мы, не исключая и его, думали о том, что через двести девяносто девять часов мы умрем.

Собственно, смерть не так уж страшна — почему же мы так ее боимся? Ведь…

Ах, насколько жалко выглядит это философствование о смерти! Громче всех мудрецов, предписывающих соблюдать спокойствие перед лицом смерти, говорят мои часы в кармане. Я слышу тихое тиканье и знаю, что это шаги приближающейся смерти. Она будет здесь раньше, чем закончится наступающий долгий день. Не задержится ни на минуту.

Мы все еще находились среди подковообразных скал, одеревеневшие от мороза, когда Варадоль, взглянув случайно на стрелку манометра одного из резервуаров со сжатым воздухом, издал испуганный возглас. Все мы подскочили, как наэлектризованные, глядя в том направлении, куда указывала его дрожащая рука, так как от ужаса он не мог вымолвить ни слова.

В одну минуту мне сделалось жарко: манометр не показывал внутри никакого давления. Мне пришло в голову, что, возможно, от сильного мороза воздух в резервуаре, расположенном в стене, подвергается конденсации. Я открыл кран — резервуар был пуст. То же самое было со вторым, третьим, четвертым и пятым. Только в шестом, последнем, был воздух.

Всех нас охватило безумие. Не задумываясь ни над причиной загадочного для нас опустошения резервуаров, ни над тем, что мы делаем, что следует делать, и можно ли вообще что-либо изменить, мы все сразу бросились к двигателю, не чувствуя мороза, усталости, сонливости, ничего — охваченные только одной безумной мыслью: бежать, бежать, как будто от смерти можно убежать.

Через несколько минут автомобиль был уже в движении. Выехав из пространства, окруженного скалами, мы что было сил рванулись на север среди мелких холмов, покрывающих всю западную часть. Территория была малопригодной для езды и очень неровной. Автомобиль подпрыгивал, сотрясался, поднимался вверх и падал, немилосердно подбрасывая нас, мы даже не замечали этого, охваченные тревогой и отчаянием, в безумной надежде, что нам удастся добраться до другой стороны Луны, прежде чем кончится наш скудный запас воздуха!

Что за смешная мысль! Воздуха хватит нам только на триста часов, а от лунного полюса нас отделяет по прямой линии около двух тысяч километров дороги, половина которой приходится на гористые и неприступные места!

От мороза кровь стыла у нас в жилах и дыхание перехватывало в груди, но мы, ни на что не обращая внимания, двигались вперед через горы, серебрящиеся в свете Земли, через черные котловины, через осыпи — все дальше и дальше. Даже о сне, с которым еще недавно приходилось бороться, никто уже не вспоминал.

От этой дьявольской езды, безумной и совершенно бессмысленной, нас удержала только неожиданно возникшая преграда. Двигаясь почти вслепую, мы наткнулись на расщелину, подобную Расщелине Спасения под Эратостенесом, но значительно более широкую и глубокую. Мы заметили ее, когда она была уже совсем рядом, еще немного — и наш автомобиль рухнул бы туда вместе с нами.

Автомобиль остановился, и страшная апатия внезапно охватила нас всех. Энергия отчаяния, подгоняющая нас столько часов, исчезла так же быстро, как и появилась, уступив место чувству полного бессилия. Нам сразу все стало абсолютно безразлично. Зачем мучаться и напрягать силы, когда это не имеет никакого смысла. Мы должны умереть.