— «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется…» — отозвался я, чтобы сказать что-нибудь.
— Да, так не ново все это. Но ведь каждый открывает заново самые простые истины. Иные раньше, иные — как я — позже.
— Вы извините, — я глянул на часы, — мне пора. Опоздаю к обеду. Заботы, так сказать, суетного света.
— Конечно, конечно. Рад был встрече. Может быть, зайдете как-нибудь. Крайний дом, как раз возле того сарая с замшевой крышей. — Он протянул руку и, растерянно улыбаясь, добавил: — Совсем забыл представиться. Владимир Алексеевич. Владимир Алексеевич Пышма. Буду вас ждать.
И хотя мне следовало торопиться, я смотрел ему вслед, пока нелепый узор на светло-коричневой куртке не перестал мелькать среди голых осиновых стволов и облысевших кустов малины.