Победа под водой - [3]
- Сигнальщики, наверх.{1} Обе средний вперед! - приказал командир.
В течение нескольких дней лодка могла идти в надводном положении и днем и ночью, не подвергаясь особой опасности и непрерывно приближаясь к назначенному ей отдаленному району боевых действий; однако по мере приближения к японским водам наверняка потребуется соблюдать все большую осторожность. "Гаджон" пересек демаркационную линию времени{4} и перешел в Восточное полушарие.
Войдя в воды, расположенные в радиусе 500 миль от японской военно-воздушной базы, "Гаджон", согласно приказанию командующего подводными силами, должен был погружаться на рассвете и идти в подводном положении до полного наступления темноты, чтобы противник не смог обнаружить его. Считалось, что остров Маркус, находящийся на расстоянии 1000 миль от Японии, является японской военно-воздушной базой. Чтобы достигнуть назначенного района патрулирования, "Гаджон" должен был пройти 1500 миль через воды, над которыми патрулировали японские самолеты.
Рождественским утром "Гаджон" достиг, судя по карте, границы этой опасной зоны. Чтобы отпраздновать рождество, Гренфелл, погрузившись на рассвете на глубину 30 метров, оставался на ней в течение всего светлого времени суток.
Такой режим перехода - ночью в надводном положении, а днем под водой, на большой глубине, - значительно замедлил продвижение лодки к берегам Японии. В дневное время, когда для движения использовалась энергия аккумуляторной батареи, подводная скорость составляла два-три узла, и только ночью можно было набирать потерянные мили. Даже в ночное время один дизель должен был работать на зарядку батареи, разряженной во время дневного плавания под водой. При благоприятных условиях "Гаджон" проходил 150 миль в сутки, но часто значительно меньше.
Монотонность подводного плавания в дневное время утомляла экипаж. Лодка была удифферентована и прекрасно управлялась; носовые и кормовые горизонтальные рули почти никогда не приходилось перекладывать, а глубина погружения удерживалась настолько неизменной, что указатель глубомера, казалось, был начерчен на шкале. Экипаж разбили на три боевые смены: одна смена стояла на вахте, две другие отдыхали, занимались мелким ремонтом, регулировали механизмы торпед, читали или работали с документами. Даже обязанности вахтенных, за исключением вахтенного на посту погружения и всплытия, вахтенного офицера, носового и кормового рулевых-горизонталыциков, вахтенных у пультов управления и рулевого-вертикалыцика, заключались только в том, чтобы быть готовыми к действиям в случае необходимости. Пища во время дневного подводного плавания готовилась по обычному распорядку, хотя на других лодках в подобных обстоятельствах иногда меняли ночь на день, чтобы сократить работы по приготовлению пищи во время плавания под водой. На "Гаджоне" ночью производилась лишь выпечка хлеба, что позволяло уменьшить жару в отсеках в подводном положении.
"Гаджон" имел испарители и опреснители старого типа. Новый опреснитель, в котором использовался принцип конденсации пара под давлением, а также радиолокатор ждали "Гаджон" на верфи Мэр-Айленд. Отсутствие хорошего опреснителя накладывало жесткие ограничения на потребление воды. Душевые были заполнены провизией и заперты на замок. Никому не разрешалось мыться под душем до тех пор, пока лодка снова не окажется вблизи родных берегов. Потребление пресной воды составляло в среднем 6,8 литра в день на человека, включая воду для приготовления пищи, умывания, питья и на редистилляцию воды для аккумуляторной батареи. Радиолокатор, опреснитель воды с конденсацией пара и система кондиционирования воздуха - это были три больших преимущества американских подводных лодок, но "Гаджон" пока обходился без первых двух.
В условиях кондиционированного воздуха жизнь на лодке была терпимой. На более старых подводных лодках, не имеющих системы кондиционирования воздуха, жара и влажность при нахождении лодки в течение всего дня в подводном положении действовали на экипаж изнуряюще, расслабляли людей и вызывали кожные заболевания. Как только "Гаджон" переходил в подводное положение и остывали его двигатели, вступала в действие система кондиционирования, которая регулировала температуру и влажность воздуха в диапазоне, наиболее благоприятном для человеческого организма. На борту "Гаджона" имелись химикалии для удаления из воздуха двуокиси углерода, а также кислород в стальных баллонах под высоким давлением, однако эти запасы должны были сохраняться на случай крайней необходимости. Тем не менее к концу дня в отсеках становилось довольно душно, и, когда лодка всплывала на поверхность, свежий воздух означал для людей то же, что глоток холодной воды для страдающего от жажды. Атмосферное давление внутри корабля в течение дня, как правило, повышалось, но его можно было понизить с помощью компрессора. Однако в некоторых случаях им старались не пользоваться, так как при работе он создавал большой шум.
В подводном положении "Гаджон" практически был лишен радиосвязи. На лодке имелась штыревая радиоантенна, которая могла подниматься над поверхностью на перископной глубине, но для успешного использования такой антенны требовалось очень спокойное море; на перископной глубине "Гаджону" только один раз удалось провести сеанс радиосвязи с Пирл-Харбором. Ночью, в надводном положении, можно было принимать по радио приказы и оповещения, передаваемые по специальной программе, и только в трех случаях радисты "Гаджона" пропустили эти ночные сеансы из-за неблагоприятных для радиоприема условий.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».