Победа - [112]

— Говорю вам, что я безоружен, — сказал Гейст, складывая руки на груди.

— Я по-настоящему склонен вам поверить, — серьезно проговорил Джонс. — Это странно, — продолжал он задумчиво.

Он пристально смотрел на Гейста. Потом с живостью сказал:

— Но что я решил, так это удержать вас в этой комнате. Не вынуждайте меня невольным движением раздробить вам ногу или сделать какой-нибудь слишком определенный жест такого рода.

Он провел языком по губам, темным и сухим на блестевшем от испарины лице.

— Я не знаю, не лучше ли сделать это сейчас же.

— Кто колеблется, тот погиб, — проговорил Гейст с насмешливой серьезностью.

Мистер Джонс пренебрег этим замечанием. Казалось, он советовался с самим собою.

— Физически я слабее вас, — медленно выговорил он, разглядывая сидевшего в ногах кровати человека, — вы можете прыгнуть…

— Вы стараетесь самого себя напугать? — спросил неожиданно Гейст. — Вам, кажется, не хватает мужества для вашей задачи. Почему же вы не делаете сейчас же того, что надо?

Сильно раздраженный, мистер Джонс фыркнул и принял вид рассерженного скелета.

. — Как это ни покажется вам странным, меня заставляют колебаться мои традиции, мое рождение, мое воспитание, мои прежние связи, всякая другая чепуха этого рода… Не все могут освободиться от своих предрассудков с такой легкостью, как вы, мистер Гейст. Но оставим мое мужество в покое. Попробуйте-ка броситься на меня! Вы на лету получите нечто такое, что вас совершенно обезвредит прежде, чем вы опуститесь на землю. Пет, не ошибайтесь на наш счет, мистер Гейст. Мы, бандиты, на высоте своего призвания, и мы требуем плодов ваших трудов и качестве… удачливого мошенника. Так водится на свете: кто сегодня награбил, возвращает награбленное завтра.

Он с усталым видом склонил голову на левое плечо. Его жизненная энергия казалась исчерпанной. Даже веки его провалились в глубокие орбиты. Одни только тонкие, раздражительные, восхитительно очерченные и слегка нахмуренные брови говорили о стремлении и возможности наносить вред, о чем-то непобедимом и смертельно опасном.

— Плоды моих трудов в качестве мошенника! — повторил Гейст без волнения и даже почти без презрения. — Вы затрачиваете массу сил, вы и ваш верный сподвижник, чтобы разгрызть пустой орех. Здесь нет тех плодов, которые вы себе воображаете. Есть несколько золотых монет, которые вы можете взять, если вам этого хочется, и потому, что вы сами себя называете бандитом…

— Да-а-а, — протянул мистер Джонс. — Скорее бандитом, чем мошенником. Это, по крайней мере, открытая война.

— Пусть будет так! Позвольте мне только вам сказать, что свет еще не видывал так ловко обманутых бандитов, как вы… никогда!

Гейст произнес последние слова с таким жаром, что прижавшийся к стене мистер Джонс, казалось, еще вытянулся в длину и уменьшился в ширину в своем голубом халате с металлическим оттенком.

— Обмануты болваном, пройдохой-трактирщиком! — продолжал Гейст. — Проведены, как двое ребят, которым наобещали конфет!

— Я никогда не разговаривал с этим отвратительным животным, — проворчал недовольным тоном мистер Джонс. — Но он убедил Мартина, а Мартин не дурак.

— Его, должно быть, не так трудно было убедить, — возразил Гейст тем вежливым тоном, который был так хорошо известен на Островах. — Я бы не хотел поколебать трогательное доверие, которое вы, по-видимому, питаете к вашему… вашему последователю… но это, как видно, самый легковерный бандит на свс те. Что же вы воображаете? Предположив даже, что история о моих мнимых богатствах правдива, неужели вы думаете, что Шомберг сообщил бы вам о ней из альтруизма? Разве так дела ются вещи на этом свете, мистер Джонс?

Челюсть джентльмена мгновенно упала, но он снова подо брал ее с презрительным щелканьем и сказал замогильным го лосом:

— Это трусливое животное. Он боялся за себя и старался от нас избавиться, если желаете знать, мистер Гейст. Материальная приманка не была бы, может быть, слишком соблазнительна, но я скучал, и мы позволили себя уговорить. Я не сожалею об этом. Всю мою жизнь я искал новых впечатлений и нахожу в вас нечто из ряда вон выходящее. Что касается Мартина, то он озабочен материальными результатами. Он прост, верен и чудовищно ловок.

— Ах да, он напал на след, — проговорил Гейст с вежливой насмешливостью, — но он недостаточно еще расследовал его, чтобы позволить вам всадить в меня пулю без дальнейших церемоний. Значит, Шомберг не указал вам точного места, где я храню плоды своих хищений? Фу! Не видите ли вы, что он рассказал бы вам любую историю, правдивую или выдуманную? Им руководило самое понятное побуждение: жажда мести, яростная злоба… подлый мерзавец…

Мистер Джонс казался неубежденным. Справа от него молнии беспрерывно бороздили просвет двери, и непрерывное рокотание грома раздавалось словно нечленораздельное рычание великана, бормочущего бессвязные слова.

Гейст превозмог страшное нежелание говорить о молодой женщине; образ ее не переставая витал перед его глазами; он видел ее прячущейся в лесу, и это видение обладало всей силой, всей трогательностью властной и вместе с тем жалобной, почти священной мольбы. Он снова начал смущенным и торопливым тоном: