Победа - [111]
— Кстати, где он сейчас, ваш секретарь? — спросил он. — Занят взламыванием моего бюро?
— Это было бы грубо. Но грубость — одно из условий жизни.
В голосе патрона Рикардо звучал легкий оттенок иронии.
— Это возможно, — продолжал он, — но маловероятно. Мартин несколько груб, это верно. Этот человек не в вашем духе, мистер Гейст. Правду сказать, я не знаю в точности, где он. Он с некоторых пор немного загадочен, но пользуется моим доверием. Нет, не вставайте, мистер Гейст!
Мрачное выражение его лица невозможно было разгадать. Сделавший легкое движение Гейст был поражен всем, что в нем сказалось.
— У меня не было ни малейшего намерения встать, — сказал он.
— Сидите, пожалуйста, — настаивал мистер Джонс томным голосом, но с огоньком решимости в черных безднах глаз.
— Если бы вы были наблюдательнее, — сказал Гейст с холодным презрением, — вы бы в пять минут поняли, что у меня нет при себе никакого оружия.
— Возможно, но все-таки держите руки смирно, прошу вас. Пусть лежат себе, как сейчас. Мы обсуждаем слишком серьезное дело, чтобы я согласился подвергаться бесполезному риску.
— Серьезное дело? Слишком серьезное дело? — повторил Гейст с неподдельным изумлением. — Боже великий! Я не знаю, за какой добычей вы охотитесь, но здесь вы ее не найдете… Здесь, впрочем, мало что есть.
— Вы и не можете говорить иначе, но другие не то рассказывают, — живо возразил мистер Джонс, с такой отвратительной гримасой, что ее немыслимо было считать намеренной.
Лицо Гейста потемнело; он нахмурил брови.
— Что же вам рассказывали? — спросил он. h — Многое, мистер Гейст… очень многое, — уверял мистер Джонс.
Он старался снова взять тон томного превосходства.
Гейст не смог подавить легкого движения.
— Ага! — проговорил Джонс, на лице которого отразилась сатанинская радость.
Глухое рокотание грозы казалось отзвуком отдаленной стрельбы, и оба они словно прислушивались к нему в хмуром молчании.
«Эта дьявольская клевета будет стоить мне жизни в буквальном смысле слова», — подумал Гейст.
Он вдруг рассмеялся. Мистер Джонс слушал с видом жуткого привидения.
I — Смейтесь, сколько хотите, — сказал он. — Что касается меня, которого выбросили из общества люди высокой нравственности, я не вижу в этой истории ничего забавного. Но сейчас мы с вами вдвоем, и для вас настало время расплатиться за все, что вас в ней соблазняло.
— Вы наслушались всякой ерунды, поверьте мне, — уверял Гейст.
— Само собою разумеется, вы не можете говорить иначе. Это как нельзя более естественно. По правде говоря, я немного слышал. Это все узнал Мартин. Собирает сведения Мартин. Ведь вы не представляете себе, чтобы я без крайней необходимости беседовал с этим животным Шомбергом? Свои излияния он делал Мартину.
— Глупость этого субъекта так велика, что она становится чудовищной, — проговорил вполголоса Гейст.
Его мысли невольно уносились к молодой женщине, бродящей по лесу, одинокой, испуганной. Увидит ли он ее когда-нибудь? Эта мысль едва не лишила его хладнокровия. Но мысль о том, что она, без сомнения, спасется от этих негодяев, если будет следовать его наставлениям, вернула ему немного спокойствия. Они не знали, что остров населен, и, покончив с ним, слишком торопились бы удалиться, чтобы преследовать исчезнувшую женщину.
Гейст представил себе все это с быстротою молнии, как думаешь в минуту опасности. Он с любопытством разглядывал мистера Джонса, который ни на секунду не сводил глаз со своей будущей жертвы.
Гейст почувствовал, что этот отщепенец высших кругов был безжалостным и совершенно закоренелым негодяем. Он вздрогнул, когда раздался звук голоса мистера Джонса:
— Было бы совершенно бесполезно говорить мне, например, что ваш китаец сбежал с вашими деньгами. Человек, который живет на необитаемом острове вдвоем с китайцем, старается так хорошо спрятать свои сокровища, чтобы сам черт…
— Очевидно, — пробормотал Гейст.
Мистер Джонс принялся снова вытирать левой рукой свой костлявый лоб, свою тощую шею, свои похожие на лезвия бритв челюсти, свой острый подбородок. Голос его дрожал. Он принял еще более зловещий вид, словно злобный и бессердечный труп.
— Я понимаю, в чем вы хотите меня уверить, — вскричал он, — но не слишком полагайтесь на свою изобретательность. Вы не производите на меня впечатления особенно изобретательного человека, мистер Гейст. Я тоже малоизобретателен. Мои таланты в другом роде. Но Мартин…
— Который в настоящую минуту опустошает мой письменный стол, — прервал Гейст.
— Не думаю. Я хотел сказать, что Мартин гораздо догадливее китайца. Верите ли вы в превосходство рас, мистер Гейст? Я глубоко в него верю. Мартин, например, чрезвычайно ловок в разоблачении тайн вроде вашей.
— Тайн вроде моей? — с горечью повторил Гейст. — Ну, желаю ему получить много удовольствия от всех его открытий.
— Это с вашей стороны крайне любезно, — снова заговорил мистер Джонс, начинавший мечтать о возвращении Мартина.
Невозмутимо хладнокровный за карточным столом, бесстрашный в неожиданной свалке, мистер Джонс чувствовал, что эта несколько своеобразная работа расстраивала ему нервы.
— Не шевелитесь! — крикнул он резко.
«Сердце тьмы» – путешествие английского моряка в глубь Африки, психологическое изображение борьбы цивилизации и природы, исследование «тьмы человеческого сердца», созданное Джозефом Конрадом после восьми лет пребывания в Конго. По мотивам повести «Сердце тьмы» был написан сценарий знаменитого фильма Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пароход «Патна» везет паломников в Мекку. Разыгрывается непогода, и члены команды, среди которых был и первый помощник капитана Джим, поддавшись панике, решают тайком покинуть судно, оставив пассажиров на произвол судьбы. Однако паломники не погибли, и бросивший их экипаж ждет суд. Джима лишают морской лицензии, и он вынужден перебраться в глухое поселение на одном из Индонезийских островов…Тайский пароход «Нянь-Шань» попадает в тайфун. Мак-Вир, капитан судна, отказывается поменять курс и решает противостоять стихии до конца…Роман «Лорд Джим» признан критиками лучшим произведением автора.
Дж. Конрад — типичный релятивист модернизма. Уход от действительности в примитив, в экзотику фантастических стран, населенных наивными и простыми людьми, «неоруссоизм» характерны для модернистов, и Конрад был ярчайшим выразителем этих настроений английской интеллигенции, искавшей у писателя «чудес и тайн, действующих на наши чувства и мысли столь непонятным образом, что почти оправдывается понимание жизни как состояния зачарованности» (enchanted state): в этих словах заключена и вся «философия» Конрада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). Данный номер — это первоначально выпущенный юбилейный (к сорокалетию издательства «П. П. Сойкин») № 7 за 1925 год (на обложке имеется новая наклейка — № 1, 1926). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец, как в данном номере на страницах 47–48 и 49–50). В исходном файле отсутствует задний лист обложки. Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.