Победа - [382]

— Леди и джентльмены! Мы ведем нашу передачу из Хельсинки, из дворца «Финляндия-тало», где близится к концу столь долгожданное Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Заключительный акт Совещания будет принят в ближайшие часы. Уже выступило большинство глав государств, в том числе президент Форд и советский лидер Брежнев. Мы сочли, что для вас будет небезынтересно услышать впечатления об этом Совещании одного из тех, кто формирует общественное мнение России, я имею в виду советских журналистов. Хочу повторить, что мы ведем запись по крайней мере за час до того, как Заключительный акт будет принят. Следовательно, мы свободны в своих прогнозах. Наш выбор пал на мистера Воронова, которого я вам с удовольствием представляю. Он журналист-международник, обозреватель журнала «Внешняя политика». Но не только. Его биографии мог бы позавидовать не один из журналистов любой страны: мистер Воронов воевал, затем присутствовал на Потсдамской конференции, в качестве корреспондента побывал на корейской войне. В числе других журналистов он сопровождал мистера Брежнева во время его недавнего визита в Америку…

«Ах, черт побери! — мысленно воскликнул Воронов. — Значит, вчерашнее утверждение этого Фитцджералда, что он „наткнулся“ на меня случайно, чистая „липа“. Все знает обо мне. Но откуда, от кого?..»

Усилилось смутное подозрение, что дело здесь нечисто. Но камеры уже тихо жужжали, катушки магнитофонов крутились. Какой бы жест ни сделал сейчас Воронов, какое бы слово ни произнес — все равно это станет достоянием миллионной аудитории.

— Итак, наш первый вопрос, — сказал, обращаясь к Воронову, Фитцджералд. — Хотя Совещание еще не окончилось, сложилось ли у вас, мистер Воронов, вполне определенное мнение о нем? Каково оно? Каким вам представляется результат?

«Что ж, — обрадованно подумал Воронов, — такие вопросы естественны. Пока все идет нормально».

— Во-первых, — сказал он, — я считаю честью для себя выступить перед миллионной аудиторией западных телезрителей. Но, помня, что на телевидении главный враг для выступающего — это время, не стану терять его и начну прямо с существа дела. Итак, какими будут, с моей точки зрения, итоги Совещания? Попробую перечислить лишь некоторые. Признание нерушимости существующих европейских границ. Дополнение политической разрядки разрядкой военной. Сотрудничество в области экономики, торговли, культуры. Словом, это Совещание, как сказал в своем выступлении Леонид Брежнев, будет иметь всемирно-историческое значение. Он имел все основания для такого заявления.

Воронов сделал паузу, обвел взглядом своих оппонентов и увидел, что они согласно закивали головами.

— Мой американский коллега, — продолжал Воронов, — решил назвать здесь некоторые факты из моей скромной биографии и журналистской практики. В частности, связал мое имя с Потсдамской конференцией. Хочу уточнить: на самой конференции я не был, но в Потсдаме в то время находился в качестве журналиста.

— Вы видите прямую связь между Потсдамом и Хельсинки? — спросил англичанин.

— Прямую — нет. Но некоторую связь вижу.

— В чем?

— Ну, давайте вспомним, господа! Тридцать лет назад Европа еще лежала в руинах. Запах пороха еще отравлял воздух. Но великая победа Красной Армии и ее союзников над гитлеризмом уже предопределила возможность построения новой Европы, превращения ее в континент мира.

— Вы, кажется, влюблены в Потсдам? — не без иронии спросил голландец. — Это странно, для нас Потсдам — давно умершее и похороненное прошлое.

— Прошлое не умирает сэр, — отрезал Воронов. — И не проходит бесследно. Оно всегда с нами.

— Интересная философско-социологическая концепция! — усмехнулся Фитцджералд. — Немного мистическая. Она принадлежит лично вам?

— Нет.

— Любопытно, кому же?

— Вашему соотечественнику Фолкнеру. Это его слова. Я бы к ним добавил: речь идет о хорошем прошлом.

— О, вы знаете Фолкнера?

— Почему же не знать? Мы издаем в несколько раз больше американских книг, чем вы советских.

— Оставим эту арифметику. Она давно набила всем оскомину. Вернемся к Потсдаму. Почему же после той конференции не воцарился мир?

Воронов пожал плечами.

— Мы уже тридцать лет живем без войны… Но я согласен с вами — это еще не тот мир, которого жаждет человечество. Его пытались и все еще пытаются отравить.

— Кто?

— К сожалению, политика некоторых тогдашних государственных деятелей Запада задержала возможность достижения подлинного мира.

— Я догадываюсь, что вы имеете в виду Соединенные Штаты и их президента Трумэна, — высказался голландец. — Не ошибаюсь?

— Мне бы не хотелось сейчас ворошить старое, — ответил Воронов, — но, раз вопрос задан, я вынужден на него ответить. — И тут же осведомился: — А как у нас дело со временем?

— Нам, кажется, предстоит затронуть интересные аспекты истории, — ответил американец. — Для этого найдется время. Пожалуйста, продолжайте.

— Спасибо, — кивнул ему Воронов. — Так вот, три десятилетия отделяют Потсдамскую конференцию от нынешнего Совещания. И почти все эти десятки лет вплоть до поездки товарища Брежнева в Америку прошили в бесплодной, навязанной нам «холодной войне».