По закону «Триады» - [25]

— Добрый день! Алекс Островски, еженедельник «Глория синема вью», Лос-Анджелес. — И продемонстрировал ламинированное удостоверение с английским текстом и своей фотографией. Оно на всякий случай было изготовлено в детективном агентстве, правда, Голованов очень просил постараться воздержаться от его демонстрации.

Режиссер приосанился и сказал гораздо любезнее:

— Чем могу быть полезен столь уважаемому изданию? Часто вас читаю.

Филя едва не захохотал. Название уважаемого издания он придумал сам. Голованов настаивал на «Синема вью», но такое вроде бы есть, вот Филя и воткнул «Глорию».

— Я хотел договориться о встрече заранее, но… я хочу сделать с вами интервью… Что думает великий русский режиссер о грядущем распределении «оскаров»…

Великий русский режиссер неловко засмеялся:

— Вообще-то о них не думаю!

«Корреспондент» кивнул понимающе: все эти награды — просто тлен и суета сует.

— …А кроме того, поговорить о вас с Любовью Викторовной. Как с женой. Как с великой актрисой. Вы позволите?

— Конечно. Только вы ее саму расспросите, а про меня — так, сбоку…

Выдающаяся актриса, успевшая поправить прическу и макияж, тут же встряла:

— Вадя, не скромничай!!! Алекс, я с радостью дам интервью, но у меня всего десять минут. Если хотите, можем поговорить в моей гримерке.

«Американский журналист» вынул из сумки цифровой диктофон и пошел вместе с актрисой по дорожке парка.

Зарусской был выделен персональный фургон, в котором, по-видимому, особой необходимости не было, но такова была прихоть кинозвезды, которую ее режиссер и муж по совместительству решил удовлетворить.

— Вы знаете, — говорила актриса, — я с большим удовольствием переживаю вторую молодость, наступающую, когда жизнь чувств и личных отношений уже не так актуальна и ты вдруг обнаруживаешь, скажем, лет в пятьдесят, что перед тобой открыта полноценная новая жизнь, наполненная размышлениями, открытиями, чтением! Какое-то время назад все силы уходили наличную жизнь, теперь ты снова свободна и с удовольствием оглядываешься вокруг. Можно наслаждаться отдыхом, можно наслаждаться вещами, а еще лучше работой, настоящим творчеством! Ты еще достаточно молода, чтобы получать удовольствие от путешествий по новым местам, хотя уже и не так непритязательна в отношении бытовых условий, как прежде. В тебе словно происходит прилив жизненной энергии и новых идей. Но следом идет расплата надвигающейся старостью: у тебя почти постоянно где-нибудь что-нибудь болит — то прострел в пояснице, то всю зиму мучает ревматизм шейных позвонков так, что повернуть голову — сущая мука… нет-нет, об этом писать не надо… Зато именно в эти годы острее, чем когда бы то ни было в молодости, испытываешь признательность за дар жизни. Это сродни реальности и насыщенности мечты, — а я все еще безумно люблю мечтать!

— Замечательно, — уныло сказал Агеев.

Зарусская его интонацию расценила по-своему.

— Алекс, я могу предложить вам кофе, — сообщила она «журналисту» с пленительной улыбкой. — У меня здесь все для этого есть. Меня как раз недавно научили готовить по-калифорнийски, вот вы и скажете, хорошо ли выходит! — Актриса то и дело меняла выражение лица — светская улыбка, беззаботность, легкое кокетство.

Действительно, в фургоне все было продумано до мелочей, и, с точки зрения Агеева, тут вполне можно было просто жить. Если верить кино, американцы зачастую так и делают.

— Не стоит, — сказал он и снова показал ей удостоверение, на сей раз настоящее, сотрудника частного детективного агентства «Глория». — На самом деле меня зовут Филипп.

Зарусская обомлела. Кажется, она была не столько напугана, сколько неприятно удивлена. Не будет никакого интервью…

— Зачем вы представились иностранцем?

— А еще — журналистом, — напомнил Филя. — Чтобы мне дали с вами поговорить, конечно.

— Вы маньяк?

— Для вас «маньяк» и «частный детектив» — синонимы?

— Я закричу. Громко.

Агеев покачал головой:

— Не закричите. Вы же не хотите, чтобы муж узнал о вашем разговоре с Дарьей Андреевной…

— Что?! Вы бредите?! — изумилась актриса.

— Я это видел собственными глазами.

— Не знаю, что вы там видели, но вся эта ерунда не имеет никакого значения и…

Агеев решил времени не терять, перебил:

— Вы говорили ей, что никаких подозрений ни у кого не должно возникнуть.

Актриса побелела от страха, и грим не мог этого скрыть.

— Возникнут, — пообещал Филя. — Непременно возникнут. Ведь Дарья Андреевна страдает, ей тяжело носить в себе это до могилы…

— Вы… Но как вы…

— При помощи современной электроники. Слежение за объектом через спутник… долго объяснять.

Зарусская попыталась взять себя в руки. Извлекла из кармашка жвачку и отправила ее себе в рот. Агеев подумал, что это довольно странное зрелище — дама в парике и платье бог знает какой эпохи, энергично работающая челюстями.

— Это шантаж? — осведомилась она со светской улыбкой.

Филя неопределенно улыбнулся ей в ответ. Пусть попутается еще немного. Тем легче будет добиться своего.

— Сколько же хотите? Назовите сумму…

— Это не шантаж. Это расследование. Ваша подруга подозревается в организации убийства своего одноклассника.

Зарусская едва не подавилась своей жвачкой.